Шарлотта Физерстоун - Одержимый

Уже через пару мгновений руки Линдсея обвились вокруг талии Анаис и приподняли прекрасную наездницу, освобождая ее от стремян. Анаис чуть не задохнулась от волнения, и, услышав этот женственный, хрипловатый, судорожный звук, слетевший с ее губ, Линдсей потерял голову. Его уже не заботило то, что она, возможно, не желает его так, как он хочет ее. Именно этого момента он и ждал. Момента истины. Судьбы, которая была уготована ему.

– Я больше так не могу, Анаис, – втянув в легкие побольше воздуха, сиплым от волнения голосом произнес Линдсей, прислонив обожаемую женщину к стене конюшни. – Это настоящая мука – наблюдать за тобой издали. Убийственная пытка – думать о тебе ночами, в одиночестве, отчаянно желая почувствовать тебя рядом. Я слишком долго нуждался в тебе, хотел тебя.

Ее глаза широко распахнулись. От потрясения? Или от страсти? Линдсей не знал, и эта неопределенность пожирала его изнутри.

– Я больше не могу смотреть на тебя только как на подругу. Я хочу ощутить твое тело подо мной. Я хочу, чтобы ты вспыхивала и горела в моих объятиях. Я хочу быть внутри тебя…

Он не ждал ответа Анаис. Боялся услышать, что она скажет, будто не разделяет его чувств и желаний. Он лишь жаждал ощутить ее обветренные губы под своими. Всего один поцелуй… Линдсей прервал бы этот поцелуй, если бы Анаис стала возражать против его ласк. Но и дальше отвергать свои чувства, сопротивляться искушению было мукой, которую он уже не мог выносить. Если бы Анаис позволила Линдсею некоторые вольности, он признался бы ей в своей любви. Покончил со всеми этими переживаниями и женился бы на ней. Он занимался бы с ней любовью всеми способами, которые только знал.

– Ты знаешь, чего я хочу от тебя? – спросил Линдсей, склоняясь ниже, так что его губы оказались совсем близко к губам Анаис.

– Да, – прошептала она, затаив дыхание.

– И ты дашь мне то, что я хочу?

Он стянул перчатки со своих рук, бросив их на пол конюшни. Расстегнув накидку Анаис, Линдсей позволил одеянию упасть с ее плеч и принялся поглаживать ладонями ее руки, тонкий шелк ее платья.

– Если ты скажешь «нет», Анаис, я не буду давить на тебя.

Их взгляды встретились, и Линдсей увидел войну, бушевавшую в глазах женщины всей его жизни. Ожидание ее ответа – эта пытка была самой мучительной на свете.

Еще один порыв холодного северного ветра сердито завыл, налетев со стороны покрытых снегом холмов. Ставни окна на стене позади Анаис заскрипели, стуча о кирпичную кладку, когда в который раз стремительно налетел ветер. Новый порыв ворвался ледяным воздухом через трещины в старой, потрескавшейся от непогоды раме створчатого окна, и это громкое завывание отвлекло Анаис от ее мыслей.

Она должна была дрожать от холода, так долго простояв прямо на пути разгулявшейся стихии, но уколы резкого зимнего воздуха не ощущались, напротив, губительная страсть обволакивала ее своим лихорадочным жаром.

– Анаис, я сойду с ума, если и дальше буду сдерживать себя, – нашептывал ей на ухо низкий голос Линдсея. – Пожалуйста, – молил он, плавно спуская платье и тонкую сорочку вниз по ее рукам, обнажая белую шнуровку под ними. – Скажи «да», – заклинал Линдсей, пока его длинные пальцы искали завязки ее корсета. – Или прикажи мне прекратить свои ласки прежде, чем я уже не смогу остановиться.

Что она должна была ответить? Анаис прекрасно понимала, что ей следует сказать, но эти слова упорно не желали слетать с языка. Никогда еще ей не было так тяжело, так невозможно трудно сказать «нет», как сейчас. Она не хотела произносить это слово, потому что знала: Линдсей с уважением и вниманием отнесется к ее отказу. А меньше всего на свете Анаис хотела его отвергнуть. Нет, она желала вкусить запретный плод, хотя это и противоречило всему, чему ее учили. Она отчаянно желала любовных ласк Линдсея, невзирая на то что могла обесчестить себя в глазах общества.

– Анаис?

– Не останавливайся, – сдавленно, снова задыхаясь, промолвила она. – О, Линдсей, пожалуйста, не останавливайся…

С виртуозным умением он развязал бантик на корсете Анаис и потянул за шнурки, высвобождая из плена ее груди, выставляя их на холодный воздух. Анаис задрожала, почувствовав сексуальное возбуждение, хлынувшее потоком в ее горячую кровь подобно бокалу изысканного шампанского.

Склонившись над ложбинкой грудей, Линдсей провел губами по плоти Анаис, заставляя кожу пылать еще сильнее. Запустив руки в его густые вьющиеся волосы, Анаис сжала эти шелковистые пряди пальцами, когда его жадные губы запорхали над ее кожей. Линдсей спускался все ниже, и дыхание Анаис замерло. Закрыв глаза, она позволила так долго сдерживаемому вздоху слететь с уст еле слышным стоном страстного желания – влечения, которое, как она прекрасно знала, было запретным. Ни одна женщина ее сословия не сделала бы ничего подобного без намерения выйти замуж и уж точно не стала бы заниматься этим в конюшне! Только публичная женщина, бесстыдная развратница позволила бы мужчине подобные вольности в таком месте, где их мог застать кто угодно. Но запретный плод был самым сочным из всех, особенно теперь, когда именно Линдсей предлагал отведать этот недозволенный вкус.

Анаис потеряла способность мыслить, лишь чувствовала, как губы Линдсея спускались вниз, следуя за спадавшим платьем. Его пальцы медленно скользнули под пояс нижних юбок Анаис, расстегивая их. Справившись с застежками, Линдсей принялся тянуть юбки по пышным бедрам своей желанной до тех пор, пока они не упали к ее ногам грудой кружев.

Еле дыша, Анаис еще сильнее прижалась спиной к холодным камням стены, когда Линдсей опустился на колени и стал ласкать влажную плоть между ее бедрами. Его ладони по-хозяйски легли на груди Анаис, а губы жадно, будто изголодавшись, двигались по ее влажному холмику, прижимаясь к нему и нетерпеливо лаская.

Как она могла отвергнуть его? Как могла отказать самой себе в греховном удовольствии, особенно когда желала – нет, любила – этого мужчину всю свою жизнь? Это не было ни случайной прихотью, ни мелодрамой, разыгрываемой в жару сексуального безумия, – это была чистая правда. Анаис полюбила Линдсея надолго… ладно, навсегда. Находиться с ним наедине сейчас, здесь, в конюшне его поместья, чувствовать, как его губы ласкают самые потаенные частички ее тела самыми экзотическими способами, – это было неизмеримо больше, чем то, на что она когда-либо смела надеяться! И как же долго, как же мучительно долго ждала она этого момента…

Пульс отчаянно стучал в ее ушах, а горячий рот Линдсея покрывал каждый дюйм ее плоти. Анаис слышала стремительное биение своего пылающего сердца, смешанное с эротичными звуками его языка, омывающего ее кожу. То, как Линдсей доставлял наслаждение, заставило Анаис желать, чтобы любимый жадно поглотил ее, и она поощрила эти смелые атаки сбивающимся хриплым дыханием и тем, как инстинктивно вцепилась в его волосы.