Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

— Сара, это я. Открой мне.

— Я посмотрю, может, сзади дома какое окно открыто.

Энн-Олимпия обежала вокруг дома. Все окна были закрыты. Не раздумывая, она схватила первый попавший под руку камень и высадила стекло. Дальше уже было проще: она сунула в дыру руку, убрала задвижку и распахнула обе створки. Подоткнув юбку, чтобы не мешала вскарабкаться на подоконник, Энн, наконец, очутилась внутри. Первым делом она открыла входную дверь и впустила свекровь, затем заглянула в гостиную — на шахматном столике лежал кухонный нож, рядом шляпа Сары с цветастыми лентами, чуть дальше, на самых ступенях лестницы — ее пальто.

— Слава Богу, мы вовремя! — выдохнула Эстер, торопливо вслед за Энн поднимаясь наверх.

Сару они нашли быстро. Она забилась в самый угол огромного шкафа, в котором хранили белье. Эстер стала рядом с ней на колени и тихо сказала:

— Давай, я отведу тебя в постель, Сара. У тебя был трудный день сегодня. Тебе надо отдохнуть. Вот поспишь, и станет легче.

Сара не отвечала. Эстер осторожно взяла ее за подбородок и наклонила голову к себе. Сара открыла глаза и тупо уставилась в одну точку пустым и бессмысленным взглядом.

Эстер почувствовала, как по спине пробежали мурашки:

— Нет, только не это! О, бедная моя девочка! Неужели я тебя не уберегла!?

Она, наверное, хотела перерезать себе вены и нож уже приготовила, думала Энн-Олимпия, помогая Эстер поставить на ноги вялое и безвольное тело Сары. Однако судьбе угодно было распорядиться иначе, и спасительное забвение обволокло воспаленный мозг Сары, отгородив ее плотной стеной неведения от смертельного ножа, а заодно и от всего остального мира. В то время как с Сары снимали одежду и надевали ночную сорочку, она ни разу не шелохнулась, стояла, словно большая кукла, без движения, без слов, без эмоций. Эстер была скупа на слезы, но и у нее глаза были влажными — она даже не замечала этого. Энн-Олимпия быстро прибралась в комнате, стараясь повернуться спиной к Эстер, которая расчесывала Саре волосы. Наконец они уложили ее в кровать и укрыли одеялом. Неожиданно для обеих вдруг раздался стук в дверь.

— Это не Питер, — сказала Энн-Олимпия. — Я точно помню, что оставила дверь открытой.

— Я схожу посмотрю, кто это, — сказала Эстер и, вытирая слезы, спустилась в гостиную. За дверью стоял кучер, которого отослали с детьми.

— Господина Питера нет, мэм. Он уехал к своему клиенту еще утром и пока не возвращался. Господин Джонатан обещал сразу же послать его к вам, как только вернется.

Эстер закрыла дверь и бессильно прислонилась к ней спиной. В дом пришла беда. И, кто знает, какие еще удары судьбы предстоит вынести! Эстер почувствовала страшную усталость, кружилась голова, подкашивались ноги. Силы, казалось, оставляют ее. Эстер решительно выпрямилась, расправила плечи и медленно пошла к лестнице. В гостиной бросила мимолетный взгляд на шахматный столик. Ножа уже не было. Энн-Олимпия унесла его на кухню. Эстер хотелось верить, что у Сары только шок — она отоспится хорошенько, придет в себя, и они опять заживут по-старому. Однако здравый смысл подсказывал, что этого никогда больше не случится. Так захотелось заплакать, излить душу, но нельзя. Она должна быть сильной. Как всегда в трудную минуту помочь остальным, а не самой ждать помощи. Она теперь глава семьи вместо Джона.

Энн-Олимпия сидела на краешке кровати.

— Сара заснула.

— Слава Богу.

Эстер тяжело опустилась рядом с Энн-Олимпией, пожалуй, слишком тяжело, и тут же поймала на себе сочувствующий взгляд невестки. Неожиданно волна благодарности к этой молодой женщине, которая разделила с ней весь ужас и всю тяжесть этого последнего часа, захлестнула душу Эстер.

— Не знаю, что бы я без тебя делала, Энн-Олимпия.

— Не я, так Элис или Летисия были бы с вами.

— Не в этом дело. Сегодня ты мне ближе любой дочери, — самый родной на свете человек. У нас с тобой были какие-то ссоры, разногласия. В чем-то и я была неправа. Надеюсь, теперь это все в прошлом.

Энн-Олимпия опустила голову и долго смотрела на свои руки, сложенные лодочкой на коленях. Казалось, она колеблется, сомневаясь, стоит ли говорить? Наконец, невестка снова подняла голову и посмотрела на Эстер:

— Я знала, что вы боитесь за Питера. Он меня любит, и ни к чему хорошему это не приведет. Я все понимаю. Мой гнев, мое раздражение — это все так — вспыхнуло, и нет его.

— Не думала, что ты догадаешься. Я так старалась, чтобы никто ничего не заметил, да и Питер, кажется, прятал свои чувства за постоянным раздражением.

— А я долго ни о чем не догадывалась, может, потому что все еще любила Джонатана и надеялась, что он тоже любит меня. Но все мои надежды рассеялись как дым, и тогда я посмотрела на Питера уже другими глазами. Ни один влюбленный мужчина не может постоянно скрывать свои чувства, обязательно чем-нибудь да выдаст себя.

— Он догадывается о том, что ты знаешь?

— Не уверена. Хотя, кто знает. Я пускалась на всяческие хитрости, чтобы скрыть от него свои собственные чувства, так что, может, и догадывается.

Последовала долгая пауза.

— Ты хочешь сказать, что тоже его любишь?

— Да, — просто ответила Энн-Олимпия. — Но я отдана другому и перед алтарем поклялась быть ему верной женой. Такой уж я человек, если обещала, то ни за что не нарушу своего слова. И не важно, что Джонатан изменяет мне с самого первого дня нашей совместной жизни.

— Тебе тяжело.

— Джонатан хороший отец своим детям, — уверенно сказала Энн-Олимпия. Казалось, словами она пытается укрепить себя в мысли, что ее союз с Джонатаном крепок и незыблем, что эго и есть та тихая пристань, в которой она мечтала укрыться от жизненных бурь и неурядиц. — Дети для меня — самое главное в жизни.

Сара вдруг зашевелилась и неожиданно села на кровати, озираясь по сторонам. Взгляд ее был пуст и невыразителен. Энн-Олимпия мягким и быстрым движением уложила ее обратно и, едва голова Сары коснулась подушки, как она туг же заснула. Эстер встала. Она чувствовала огромное облегчение от того, что между нею и Энн-Олимпией установилось взаимопонимание. Она всегда уважала невестку, а после этого разговора стала уважать еще больше.

— Наверное, я пойду вниз, встречу Питера, когда он вернется. Надо подготовить его к тому, что случилось. Понимаешь, Сару нельзя оставлять одну.

— Я посижу с ней, Эстер.

На сердце потеплело, когда Энн-Олимпия назвала ее просто по имени вместо обычного — госпожа Эстер. Спустившись в гостиную, Эстер взяла кочергу и пошевелила угли в камине. Едва тлеющие сучья вновь занялись, выбрасывая вверх яркие языки пламени. Вечерело. Ранние сумерки осели серыми тенями по углам гостиной. Эстер зажгла свечи и решила немного отдохнуть. Только она присела на ящик, в котором держали трут, как дверь с шумом распахнулась, и в дом влетел запыхавшийся Питер с перекошенным лицом. Эстер встала ему навстречу.