Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

Марта не могла пожаловаться на Эстер, но продолжала чувствовать себя обиженной, поэтому постоянно раздражалась и придиралась к ней. Помимо этого, она ясно видела, что Эстер растет и взрослеет. С момента ее появления в Хиткоке Эстер поняла, что к ней возвращается прежняя жизнерадостность, бодрость. Иногда она проявляла силу воли, скрытый темперамент и характер, что очень беспокоило Марту, но тем не менее Эстер всегда исключительно добросовестно выполняла любую работу. «Я уже все сделала», — часто отвечала она Марте, когда та спрашивала, почему она не моет котлы, не разбирает белье или не чистит посуду. Марту очень раздражала юношеская сила, выносливость и жизнелюбие Эстер. Ведь сама она уже очень быстро уставала, ощущая боль в пояснице и в ногах. А Эстер расцветала прямо на глазах. Черты лица ее изменились, брови и ресницы потемнели, кожа приобрела благородный матово-бледный оттенок и стала гладкой как алебастр. Рыжие волосы Эстер стали более густыми; в них появились темно-каштановые пряди, красиво оттенявшие тонкое лицо. Она как будто даже чуть подросла, выпрямилась, фигура ее приобрела изящные очертания и формы. Джек, который справедливо полагал, что молодая девушка должна быть хорошо одета, не жалел денег на наряды для Эстер, чем постоянно злил жену. Все платья очень хорошо сидели на ее ладной фигурке, чего никак нельзя было сказать о Марте — ее одежда уже не могла скрыть и лишь подчеркивала изъяны стареющего тела.

Пожалуй, впервые Марта стала задумываться над тем, что она давно уже не молода и не привлекательна, и что пудрой и красками все труднее скрывать свои годы. Раздражение потихоньку переросло в жгучую зависть к юному очарованию Эстер, а потом и в ненависть к молоденькой родственнице.

Несмотря на строгий запрет Марты выходить на улицу одной, Эстер все же сумела достаточно хорошо изучить Лондон. Во-первых, Марта иногда брала ее с собой на рынок, во-вторых, иногда давала ей мелкие поручения, которые Эстер выполняла в городе. У Марты часто не хватало времени успевать всюду, поэтому Эстер каждый раз использовала возможность выйти одной на улицу под разными предлогами.

Большая часть Старого Лондона, которая сильно пострадала во время Большого Пожара, была отстроена заново. Город расширялся, появились новые длинные улицы, парки, площади, возведенные в великолепном архитектурном стиле. И на фоне этих новых районов особенно неприглядно выделялись трущобы, старые грязные переулки, где тысячи людей прозябали в нищете. Их беды, нечеловеческий образ жизни были как бы «обратной стороной Луны» — отражением растущего богатства и благосостояния другого круга людей, где ростбиф — «голубая мечта» каждого нищего бродяги, — был не более чем каждодневным и уже порядком поднадоевшим блюдом, где доходы от коммерческих махинаций росли как на дрожжах, где сорили деньгами и обделывали делишки не на одну тысячу фунтов стерлингов.

Жизнь Эстер протекала тихо, спокойно, в работе. Особых событий не происходило, поэтому посещение выставки представляло собой чуть ли не приключение для Эстер, которая, в общем-то, вела затворнический образ жизни.

Одним из завсегдатаев таверны Хиткок был известный ювелир по фамилии Харвуд. Это был высокий, несколько грузный мужчина средних лет, производящий впечатление солидного, преуспевающего джентльмена, каковым он и являлся на самом деле. Харвуд считался едва ли не лучшим ювелиром в Лондоне, он имел большое влияние в Почетном Обществе Ювелиров, история которого насчитывала уже семь веков. Жесткие правила и нерушимые традиции, установленные этим Обществом, обеспечивали высокий стандарт и отменное качество изделий из золота и серебра, производимых лондонскими мастерами.

Харвуд имел обыкновение приглашать к обеду в Хиткок своих коллег и друзей — ювелиров, дельцов, коммерсантов, специализирующихся на торговле в этой сфере, — чтобы совместно обсудить проблемы и заключить взаимовыгодные сделки. Частенько Харвуд и его супруга после театрального представления заходили в Хиткок с веселой компанией друзей. Они засиживались допоздна в одном из обеденных залов, и Марта самолично обслуживала их или же посылала самых расторопных и ловких служанок. С недавних пор Харвуд стал приводить с собой дочь, Каролину. Она была единственным ребенком в семье и «светом в окне» для папаши. Каролине было столько же лет, сколько и Эстер, и ей уже позволяли посещать театры и ходить на вечеринки с родителями.

Однажды вечером, когда за столом сидела чисто мужская компания и уже была заключена очень выгодная сделка, Харвуд, раскрасневшийся и вспотевший от обилия съеденного и выпитого, пригласил Джека и Марту посетить выставку ювелирных изделий, где среди экспонатов были и вещи из его мастерской.

— Мне очень понравилось все, что вы нам подавали сегодня за ужином. Вина великолепны, а стол — произведение кулинарного искусства. Поистине, это лучшее, чем ты, Джек, и вы, Марта, можете гордиться. Теперь моя очередь показать вам лучшее из того, что делаю я. И поверьте, мои изделия вполне могут сравниться с вашими фаршированными голубями или грибным пирогом.

И Харвуд от души рассмеялся своей собственной шутке. Это говорило о том, что вечер прошел успешно, что он очень доволен ужином, и что настроение у него отличное.

Будучи от природы человеком добродушным, Харвуд всегда щедро расплачивался с хозяевами заведения, не мелочился, не проверял представленные ему счета. Все те, кого он приводил в Хиткок, непременно становились завсегдатаями таверны, приводили туда своих друзей, а те — своих, и так далее. Поэтому Хиткок был широко известным и популярным заведением среди обеспеченных джентльменов.

— Это большая честь для нас, сэр, — с глубоким поклоном ответил Джек, а Марта сделала неловкий реверанс.

В позах обоих чувствовалась какая-то рабская благодарность. Марта всегда была уверена в том, что Джек смог бы лизать башмаки своему патрону, преклонив колени, если бы это прибавило кругленькую сумму к их капиталу или увеличило бы товарооборот заведения. Она внутренне презирала эту склонность мужа, но сейчас была очень польщена приглашением Харвуда.

— Мы непременно будем на выставке, сэр, — церемонно ответила Марта и, слегка порозовев, вновь сделала реверанс.

Однако случилось так, что в день, предназначенный для посещения, она сильно простудилась и слегла. Не могло быть и речи о том, чтобы Марта куда-нибудь вышла или вообще встала с постели. Джек, который интересовался выставкой примерно так же, как петух — жемчужным зерном, все же понимал, что обязан пойти. И пригласил Эстер.

— Если ты, конечно, хочешь, то можешь пойти со мной, — сказал он ей, — нам не обязательно долго торчать там. Нужно просто «отметиться», чтобы я с чистой совестью мог сказать Харвуду, что я там был.