Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

— Позаботьтесь о том, чтобы никогда больше не впускать этого человека, — сказал он слуге.

— Да, сэр.

— Это человек, которому я помог, но который стал очень назойлив. Если он когда-либо будет добиваться встречи со мной, отошлите его.

— Определенно, сэр.

Доктор Олливент вернулся в свой кабинет, огромную комнату, уставленную от пола до потолка книгами и украшенную бюстами Галена, Гиппократа, Апола. Это помещение казалось средоточением науки и мысли, здесь царил безмятежный дух спокойствия до того момента, как сюда не ворвались страсти. Доктор вздохнул, садясь за стол, где книга, которую он читал, так и лежала под светом лампы.

— Спасибо, Господи, что ее не было дома! — сказал он себе. — Присутствие этого человека, кажется, отравляет всю атмосферу. Я рад, что отказал ему. Он относится к той породе негодяев, которые сами лишают себя разных возможностей, думаю, я предпочел бы самое худшее, чем идти на поводу у него. Такое положение весьма унизительно. Сейчас же я чувствую себя мужчиной, теперь, когда отказал ему.

Затем, после некоторого раздумья, он добавил;

— Пусть даже самое плохое, я уже и так счастлив. В этом есть даже что-то странное. Является ли воспоминание минувшей радости печалью. Наверное, нет. Оглядываясь назад, через завесу серого уныния, я вижу золотой сияющий берег счастья. Я согласен умереть, обладая своими воспоминаниями. Лишь бы на мгновение пережить счастливые моменты, а затем пусть пробьет и роковой час. Я уже достаточно пожил. И я могу сказать вместе с Отелло:

Он поднял склоненную голову и на лице его появилась усмешка.

— А если он придет к моей любви и расскажет ей свою историю на свой лживый манер, неужели она поверит ему, зная меня? Неужели я исчезну сразу из ее жизни, оставив лишь горькое разочарование? Неужели моя любовь окажется слишком слабой для того, чтобы устоять против клеветы незнакомца? Неужели ее девичье чувство к тому мертвому обернется против меня и станет вновь столь же сильным, как и в первый час их разлуки? Кто может понять женское сердце? Выживет ли под словами этого человека то чувство, которое я зажег в ее груди? Будет ли она верна мне, такому грешному, какой я есть, простит ли, как простили Марию Магдалину, за то, что я любил так сильно? Я могу вытерпеть этого человека как просителя, но не как преследователя.

Доктор Олливент должен был ночевать на Вимпоул-стрит этой ночью. Он только что вернулся из Северной Англии, куда отправился столь стремительно, сколь это мог сделать экспресс, доставивший его к знатному пациенту, Сейчас было достаточно времени для того, чтобы попасть на одиннадцатичасовой поезд в Тэддингтон, но его не ожидали там в это время. Возможно, более мудро было отложить поездку, чтобы избежать встречи с Флорой до того, как он полностью оправится от разговора с мистером Гарнером. И как бы ему ни хотелось увидеть молодое прекрасное лицо, взглянуть в ее невинные глаза, найти в них надежду, счастье и верность, он остался в тихом старом лондонском доме и допоздна читал, зная, что ему навряд ли удастся заснуть спокойным сном.

Чистый и холодный свет раннего утра, бессолнечный и унылый, упал на него из открытого окна у лестницы, когда он поднимался в свою комнату, мысленно успокоенный и не так сильно терзаемый мыслью о своем враге.

— В конце концов, — говорил он себе, — существует один шанс из тысячи, что он выдаст меня. Ведь своим молчанием он только выигрывает. Отказ от тех денег, которые я предлагал ему, был бы слишком большой ценой за злобу.

Было уже довольно поздно, когда, покинув Вимпоул-стрит, Джарред решил еще раз навестить мистера Джобери, к большому негодованию миссис Джобери, которая уже отправилась отдыхать и чей покой таким образом оказался нарушен. Она сказала, что он расстроил ее или, говоря другими словами, она рассыпалась в пространных рассуждениях о джентльмене, который беспокоит своих друзей в то время, когда приличные люди уже спят, и чье общество было в высшей степени нежелательным для мистера Джобери, тем более, что пришедший джентльмен захочет занять денег и, конечно, забудет об этом долге — именно это, по ее мнению, характеризует человека, называющегося Джентльменом, и так далее. Такого нравоучения, произносимого пронзительным сопрано и способного закончиться истерией, мистер Гарнер, по счастью, смог избежать, поскольку миссис Джобери, вспомнив, что находится в не совсем приличной для приема гостей одежде, поспешно удалилась.

Мистер Джозеф Джобери, известный своим друзьям как Джо Джобери, курил свою последнюю трубку после ужина, состоящего из поджаренной ягнятины, сливочного сыра и раннего лука, запах которого распространился по маленькой и душной гостиной. Но каким бы суровым ни был Джарред к запаху креветок миссис Гарнер, здесь он не сказал ничего по поводу резкого запаха лука. Он приблизился к своему товарищу с радужным лицом, сердечно поприветствовал его и сел в вакантное кресло миссис Джобери с той свободой, которая придавала некоторый шарм его поведению.

— Как ты, Джо? Надеюсь, хозяюшка сказала тебе, что я загляну?

— Да, — ответил другой, в задумчивости потирая свой щетинистый подбородок, — она говорила что-то об этом.

— Я надеюсь, ты ничего не имеешь против моего столь позднего прихода. Леди всегда так беспокоятся по пустякам, однако я хотел увидеть тебя по поводу одного маленького вопроса, который никак нельзя откладывать. Ты едешь завтра на скачки?

— Да, я думаю, что поеду.

У мистера Джобери был маленький подбородок, что могло свидетельствовать о нерешительности характера. Он был приземист, румян, с рыжими волосами, имел глуповатую улыбку и был известен в кругу своих друзей как человек добрый и имеющий неплохой стол. Все, что его заботило — это скачки. Во всем другом он был несведущ как ребенок. На скачках же он, казалось, только и жил настоящей жизнью и выигрывал большое количество денег, особенно там, где втайне презиравший его Джарред умудрился проигрывать почти все. Как мясник, мистер Джобери был никудышным, и этим делом в основном заправляли его жена и продавец.

— О, конечно, ты едешь, — сказал Джарред, — Ты ведь не собираешься потерять такой день. Я надеюсь, у тебя найдется свободное место в твоей повозке для старого приятеля.

— Намекаешь на себя? — спросил мистер Джобери о очевидным смущением. — Понимаешь ли, в экипаже свободно могут разместиться только два человека. Я полагаю, что моя жена была бы не прочь поехать со мною. Она и так не часто уж выходит из дома, а погода ведь сейчас стоит прекрасная, и вполне естественно, что она была бы не прочь немного проветриться.