Анна Годберзен - Блеск

Он взглянул на её лицо, по большей части прикрытое тенью от шляпы, и пожалел, что не может сейчас показать, насколько сильно любит её.

— Я скучал по вас, — тихо ответил он.

— А я по вас, — ответила она тем же манерным голоском, а затем прошептала: — Вы даже не представляете, насколько.

— Я мог бы с этим согласиться… — возразил Генри, за руку с Дианой проходя через открытые ворота в зеленый парк. Под их ногами шуршал гравий, пока они шли мимо скамеек и цветочных клумб. — Но я тоже остро чувствую, как мне вас не хватает.

Генри заметил, как под соломенными полями шляпки её ротик изогнулся в улыбке, и это порадовало его, хотя он все сильнее хотел очутиться с Дианой лицом к лицу.

— Ну, очень скоро, мистер Шунмейкер, мы с вами взойдем на борт корабля, направляющегося в страну, где нас никто не знает, и где я буду всецело принадлежать вам.

Генри невольно закрыл глаза.

— Как раз об этом… — начал он.

— О Генри. — Диана остановилась и развернулась, чтобы наконец посмотреть прямо ему в глаза. — Не откладывай отъезд ещё на неделю. Я этого не вынесу.

— Но все изменилось! — Генри не заготовил речь и сейчас жалел об этом. Почему-то он считал, что Диана уже успела сама понять, как им повезло. Генри искренне радовался тому, как удачно все сложилось, но слова нехарактерно для него не шли с языка теперь, когда понадобилось объяснить сложившееся положение Диане. — Неожиданная смерть моего отца, безусловно, трагична, но из неё можно извлечь и пользу: мы наконец можем быть вместе. По-настоящему вместе. Его политические амбиции и влияние больше ничего не значат. Теперь, когда он умер, я получу все его наследство, и мне ничто не мешает развестись с Пенелопой, кроме нескольких старомодных пораженцев, которые в любом случае сойдут с ума задолго до того, как наши дети сделают первые шаги. — При мысли об этом Генри улыбнулся. — Даже Пенелопа больше не станет нам препятствовать.

Он сунул руку в карман и вытащил смятую записку, которую беспокойно теребил на пути к Холландам. Диана прочла записку, но, хотя та была короткой, долго не поднимала на Генри глаз.

— Диана, разве это не чудесно? Смотри — неделю назад все было так запутанно и сложно. Но не сегодня. — Он взял её тонкие ручки, говоря почти нараспев: — Теперь у меня есть собственные деньги и собственный дом. Все сделают так, как я скажу. Они назовут тебя миссис Генри Шунмейкер, и ты станешь хозяйкой дома!

Наконец Диана вздернула подбородок и посмотрела Генри в глаза. При виде её лица он сначала вздохнул с облегчением, но затем растерялся, разглядев в нем пустоту. Описываемое им будущее казалось ему таким ясным, таким великолепным, но на лице Дианы отражалось лишь смятение. Было похоже, что она тщится понять, о чем он толкует. Солнце стояло высоко в небе, и Диана щурилась от света.

— Ведь ты же хотела именно этого? — спустя несколько секунд спросил он.

— Генри, мне жаль, но… — Она выпустила его руки. — Нет. Я хочу не этого. Чего я хочу, так… Я хочу…

На её лице бушевала буря эмоций, и в следующую секунду Генри понял, что Диана не может закончить предложение, потому что вот-вот расплачется. Слово «нет» оглушило его и теперь звенело в ушах, словно рядом кто-то ударил в огромные цимбалы.

— Но… — начал он, да так и не договорил. Диана уже помчалась прочь из парка, оставив Генри в потрясенном одиночестве под неуместно ярким солнцем.

Диана сняла шляпку и бросила её на столик у входной двери, где стоял серебряный поднос с гостевыми карточками и приглашениями на чай и музыкальные вечера. После смерти старого Шунмейкера количество посетителей и приглашений сократилось, вероятно, из-за слухов, возникших из-за последних слов Генри в адрес отца.

Девушка не стала оглядываться посмотреть, не пошёл ли Генри за ней. Возможно, он остался в парке, замерев неподвижно, мгновенно повзрослевший и внезапно превратившийся в невозмутимого джентльмена. Лицо Дианы подрагивало от импульсивного желания броситься назад, чтобы догнать Генри и сказать, что она принадлежит ему, навсегда и на любых условиях. Но, нахмурив брови, она не двинулась с места. Посмотрела на свое розовое платье, неосмотрительно вынутое утром из гардероба и теперь казавшееся ей весьма неподобающим, как костюм маленькой девочки на женщине, отдающей приказы двадцати подчиненным, и пошла наверх.

Предложение Генри было пределом мечтаний: показать Пенелопе и всему миру, что именно её, Диану, по-настоящему любил Генри, и продолжать показывать это до самого конца. Но сердце Дианы сжалось, а душа спряталась в темных закоулках сознания. Мысль о том, чтобы утереть Пенелопе нос, сейчас казалась блеклой. Девушка остановилась в вестибюле второго этажа перед высоким окном, выходящим на север, и увидела, как Генри широким уверенным шагом идёт к своему экипажу. Он запрыгнул внутрь, словно куда-то очень торопился.

— Миссис Генри Шунмейкер.

Диана произнесла эти слова вслух и нахмурилась. Ни доски пола, ни все остальные предметы обстановки не шелохнулись. Затем Диана вернулась в свою маленькую спальню, в стенах которой таилось множество фантазий о местах, куда хотела отправиться её хозяйка, людях, с которыми она повстречается и о том, как будет выглядеть её невероятный жизненный путь, когда биограф наконец сядет за его описание и воздаст ей должное. Возможно, её жизнеописание начнется именно здесь, в этой комнате с выцветшими лососевыми обоями, узкой кроватью из красного дерева и ковром из медвежьей шкуры, где Диана впервые подарила себя Генри, отдавшись ему полностью. В этих четырех стенах произошло множество важных событий, но они не шли ни в какое сравнение с историями, которые рассказывала сама себе Диана, лежа под довольно низким потолком.

Она жалела, что Клэр здесь больше не работает: сейчас она бы позвала её, и рыжеволосая горничная помогла бы ей раздеться, а потом обсудила с ней любовь, судьбу и другие темы, о которых обе девушки, как они втайне подозревали, ничего не знали. На секунду Диана задумалась, а не позвать ли новую служанку, Гретхен, потому что пуговицы платья от шеи до копчика тяжело застегивались, и достать до них было сложно. Но сейчас все безвозвратно изменилось: Диана чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо, и в конце концов расстегнула пуговицы сама и отложила платье на стул рядом с резным туалетным столиком с овальным зеркалом, обрамленным по потемневшему от времени дереву рамы ангелочками и лилиями. Среди пудрениц и духов на столике прятался серебряный портсигар, и Диана достала оттуда тонкую сигарету и чиркнула спичкой. Легла на пол в белых хлопковых панталонах и корсаже из того же материала, окаймленном бледно-голубой лентой, и поставила рядом стеклянную пепельницу, подаренную в качестве сувенира сеньорой Конрад. Подперла голову ладошкой, затянулась и лениво выдохнула дым кольцами в украшенный гипсовой лепниной потолок.