Филиппа Грегори - Королевская шутиха

— Не устраивайте толчею! — рявкнул матрос, стоявший у самого входа на пирс.

За его спиной, плечом к плечу, стояли еще шестеро матросов с мечами в руках. У каждого подходившего спрашивали пароль, который нужно было прошептать на ухо. Многих, пытавшихся пробраться вместе с кавалеристами, нещадно прогоняли, обзывая трусами. А со стороны города слышались все новые взрывы, треск ломающихся крыш и горящих стен.

— Это не поражение. Мы просто отступаем, — шептала я на ухо ребенку, заглушая словами собственный страх.

Малыш вскоре уснул, чувствуя себя в полной безопасности.

Вскоре я увидела своего господина. Я узнала бы его среди любой толпы. Он шел с мечом в руке, держа в другой шлем. Я не узнала его походки; это была походка человека, проигравшего битву. За ним, опустив головы, шли другие кавалеристы. Кто-то прихрамывал. У многих кровоточили раны. Подойдя к сходням, сэр Роберт уступил дорогу товарищам и молча смотрел, как они поднимаются на палубу. Судя по измятым щитам и зазубренным мечам, их оружию досталось не меньше, чем людям.

— Корабль нагружен полностью, сэр, — сказал ему матрос.

Сэр Роберт посмотрел на него так, будто все это время спал и только сейчас проснулся.

— Но мы должны взять и всех остальных. Когда они шли ко мне на службу, я обещал, что приведу их к победе. Я не могу бросить их здесь.

— Мы вернемся за ними, — уговаривая его, как маленького, пообещал матрос.

Обняв сэра Роберта за плечи, матрос повел его на палубу. Сэр Роберт шел медленно. Он был похож на лунатика; его открытые глаза ничего не видели.

— Или они поплывут на других кораблях, — не слишком уверенно добавил матрос. — Отдать швартовы!

Двое матросов быстро смотали причальный канат. Остальные занялись парусами. Корабль стал медленно отходить от пирса.

— Я не могу их бросить! — вдруг закричал сэр Роберт, глядя, как увеличивается полоса воды между кораблем и пирсом. — Я не могу оставить их здесь.

— Дадли! Дадли! — уныло кричали оставшиеся на берегу.

Матрос заключил сэра Роберта в медвежьи объятия, стремясь оттащить его подальше от борта и не дать спрыгнуть в воду.

— Мы вернемся за ними, — пытался убедить он моего господина. — Французы хоть и скоты, но знают законы обращения с военнопленными. В крайнем случае они назначат выкуп. Королева заплатит.

— Я не могу их бросить! — кричал вырывающийся сэр Роберт. — Эй, рулевой! Поворачивай к берегу! Я своих не бросаю!

Но паруса уже поймали ветер и начали надуваться. Никто из матросов не хотел возвращаться в город, потерянный для Англии. Я представила ликование французов, уничтоживших последний английский оплот на своей земле. На сэра Роберта тяжело было смотреть. Его лицо превратилось в гримасу боли.

— Мы должны перестроиться и атаковать! — как безумный, кричал он. — Если мы сейчас уплывем, Кале будет потерян. Вы слышите? Мы не имеем права терять Кале! Мы должны вернуться, перестроить наши ряды и сражаться.

Матрос теперь не столько удерживал сэра Роберта, сколько старался поддержать его в горе.

— Мы вернемся, — пообещал матрос. — Мы вернемся за ними и отобьем у французов Кале. Можете не сомневаться, сэр. Мы обязательно вернемся.

Сэр Роберт молча прошел на корму, продолжая разглядывать удалявшийся берег. Ветер, дувший со стороны Кале, приносил едкий запах дыма. Горели почти все дома, примыкающие к гавани. Французы мстили за поражение двухсотлетней давности, когда голод заставил защитников города сдаться англичанам. Я побаивалась за рассудок сэра Роберта. Гнев, горечь поражения и сейчас еще могли заставить его прыгнуть в ледяную воду и поплыть к берегу. К счастью, здравый смысл одержал в нем верх. Все его отчаянные и благородные порывы были бесполезны. Мы проиграли эту битву. Англия потерпела поражение. Правда была простой и жестокой, и никакие личные жертвы уже не могли ничего изменить. Чья-то отчаянная храбрость все больше начинала походить на лицедейство, и здравомыслящему человеку нужно было смириться с поражением и думать о том, как выиграть в новой битве.

Силуэт громадной крепости Кале давно скрылся за горизонтом, а сэр Роберт продолжал смотреть в сторону французского берега. Короткий январский день сменился вечером. Ветер разогнал тучи, и на небе появилась маленькая холодная луна. Роберт Дадли упрямо глядел в черноту, пытаясь разглядеть хотя бы проблеск надежды. Вряд ли он замечал мое присутствие, хотя я сидела рядом, устроившись на мотке каната. Его шутиха, его вассал. Я не спала, потому что бодрствовал он; тревожилась, поскольку чувствовала его тревоги. Я боялась за него, за себя, за будущее, ожидавшее нас на английском берегу. Странная троица плыла в Англию: беглая еврейка с чужим ребенком-полукровкой на руках и бывший изменник, который надеялся вернуть себе прежнее величие, а вместо этого погубил поверивших ему людей.

Я не ожидала увидеть на причале его жену Эми. Но она приехала и сейчас стояла, прикрывая ладонью глаза, и внимательно разглядывала палубу, отыскивая мужа.

— Ваша жена, — шепнула я ему.

Он спустился по сходням, но не заключил Эми в объятия. Он суховато поздоровался с нею, потом стал слушать, что она говорит, после чего повернулся ко мне.

— Я должен отправиться к королеве и рассказать ей обо всем, что произошло в Кале. Не удивлюсь, если головы покатятся с плеч. Возможно, и моя тоже.

— Мой господин, что вы говорите? — прошептала я.

— Я говорю правду, — отрезал он. — Я надеялся помочь своей семье, а выходит, сделал только хуже. Ханна, ты поедешь вместе с Эми. Она сейчас гостит у наших друзей в Сассексе. Потом я пошлю за тобой.

— Сэр Роберт, я не хочу жить в провинции, — сказала я, подходя к нему.

Эти слова звучали странно, учитывая, что день назад я могла разделить участь матери Дэниела-младшего.

— Согласен с тобой, мисс Мальчик, — улыбнулся мне Роберт Дадли. — Я и сам терпеть не могу провинциальную жизнь. Но тебе придется потерпеть месяц-другой. Если королева прикажет казнить меня за мое бездарное командирство, тогда ты будешь вольна отправляться куда пожелаешь. Договорились? Но если я уцелею и на этот раз, я вернусь в свой лондонский дом и возьму тебя на службу. Должность тебе придумаем. Кстати, сколько лет ребенку?

Я замешкалась с ответом, поскольку сама не знала.

— Около двух лет, — сказала я потом, вспомнив, сколько ему было, когда миссис Карпентер обрушила на меня эту новость, и прибавив прошедшие месяцы.

— И ты замужем за его отцом? — спросил он.

— Да, — ответила я.

Мне вдруг захотелось рассказать ему, что ребенок вовсе не мой, но я сдержалась.

— И как его назвали?

— Дэниелом, в честь мужа.

— Эми тебе поможет. Она любит детей, — сказал сэр Роберт.