Лори Коупленд - Достойный любви

— Какой сегодня день?

— Среда.

— Среда…

Слава Богу! У него еще было время встретиться с Мэгги.

— Мосес, можно тебя попросить об одном одолжении. Это очень важно, — проговорил Т.Г. слабым голосом.

Мосес наклонилась к нему.

— Сходи к реке и приведи сюда Мэгги.

— Девицу Флетчер?

— Да, Мэгги Флетчер. Она ждет меня уже целый день. Приведи ее сюда, и я все объясню. Что же со мной случилось?

— Кто-то бил тебя, — невозмутимо проговорила Мосес.

— Кто? — нахмурился Т.Г.

— Не знаю. Кто-то.

— Должно быть, они неплохо потрудились.

— Ты сильно болен.

Силы покинули его.

— Приведи Мэгги.

— Она не у реки.

Открыв глаза, Т.Г. попытался сфокусировать взгляд.

— Ты уже была там?

Он смутно припомнил о том, что уже говорил о документе в бреду. Может быть, Мосес сообразила и сходила за Мэгги?

— Она уехала. Вернулась домой.

— Уехала?

Т.Г. попытался сесть. Голова его кружилась.

— Не садиться, — сказала Мосес.

— Как же она уехала? Мы же сегодня должны были встретиться.

— Ты свихнулся.

У него зазвенело в ушах.

— Что?

Мосес покрутила пальцем у виска:

— У тебя не в порядке с головой. Ты ничего не соображаешь после драки.

Сердце его наполнилось страхом.

— Мосес, сколько времени я уже в таком состоянии?

— Две недели. Я пытаюсь тебе сказать. Очень больной, почти мертвый.

Вдруг он вспомнил об Эйбе Норрисе. Сцена драки всплыла в его мозгу.

— О Господи, целых две недели!

Мэгги. Она, наверное, думает, что он ее предал. Без шахты и денег ей ничего не оставалось, как уехать обратно в Англию.

Мосес взяла миску со снадобьем и снова попыталась полечить раны Горди, который опять остановил ее:

— Убери это.

— Ты больной.

— Знаю, что больной! Но мне нужны лекарства. Настоящие лекарства!

— Нет лекарств. Есть хороший жир медведя и скунса и травы. Вылечат тебя.

— Скорее угробят, — пробормотал он. — У тебя есть карандаш и бумага?

— Карандаш и бумага плохое лекарство! Медвежий жир и травы — хорошее.

— У тебя есть карандаш и бумага? — чуть не закричал Т.Г., но вовремя опомнился и решил сдержаться. — Пожалуйста.

Мосес отправилась на поиски, думая про себя о том, какие же все-таки дураки эти мужчины.

Вскоре она вернулась.

— Есть карандаш и бумага, — сказала она.

— Запиши. — Т.Г. продиктовал ей список лекарств, которые можно было купить в аптеке. — Кое-что придется заказать. Я дам тебе рецепт.

— Ты что? Доктор, что ли? — удивленно проговорила Мосес.

— Да, черт побери, доктор.

— Нет, ты — шахтер.

— Я — доктор, который стал шахтером.

— Нет, ты — шахтер, — настаивала она. Ей как-то доводилось видеть врача. Она не сумасшедшая. Врачи не похожи на шахтеров.

Т.Г. был не в силах спорить.

— Иди за лекарством, — сказал он.

Хотя она и считала его психом, но все же решила не спорить и удалилась с листом в руках.

Прошла еще неделя. Т.Г. начал поправляться. Мосес следила за тем, как Т.Г. накладывал компрессы на свои раны, и накладывала повязки на его сломанные ребра. Он делал это медленно, но так умело, что Мосес убедилась — он и в правду врач.

— Как ты меня нашла? — спросил Т.Г… когда они прятались от очередного урагана.

— Предчувствие, — пожала плечами Мосес.

— Предчувствие? — удивился Горди.

— Предчувствие. Пошла в город, хотя мне там нечего было делать. Нашла тебя у дороги.

— Как я очутился здесь?

— Я принесла тебя.

Т.Г. посмотрел на пламя.

— Когда я оправлюсь, я обязательно убью Эйба.

Если бы не Эйб, он бы обязательно встретился с Мэгги, а она была единственным человеком, который что-то значил для него. Вместо этого она уехала за тысячу миль от него, пребывая в полной уверенности, что он ее бросил. Он должен написать ей, попытаться все объяснить, но ему было слишком стыдно. Разве он сможет считать себя мужчиной после этого?

Эскимоска слушала, не в силах поверить в то, что Горди может сказать такое.

— Эйб Норрис нехороший человек, но ты не должен убивать его. Зло злом не исправишь.

Он посмотрел на нее взглядом, полным страдания:

— Мэгги — единственная женщина, которую я любил. Мосес, я слишком долго ждал. Я был полным идиотом и в конце концов потерял ее.

Мосес кивнула. Скрежет ее спиц разрывал тишину.

Между тем дни становились все короче. Снег почти полностью завалил маленькую хижину.

Мосес потакала всем прихотям Т.Г. Единственно, чего она не могла для него сделать, — это облегчить страдания, вызванные разлукой с любимой.

Гвендолин позвонила в маленький колокольчик:

— Чашку шоколада, Маргарет!

— Иду, Гвендолин! — прокричала Мэгги.

— Подожди, приготовь сначала мое платье, Гвендолин потерпит, — раздался голос Милдред с лестницы. — Ма-а-ама, я не могу опаздывать к Делле Гэдфлай, мы собираемся кататься на санях, а это гвоздь сезона.

— Маргарет, поспеши к Милдред, Гвендолин потерпит несколько минут, — сказала Фионнула.

Тем временем Гвендолин продолжала звонить в колокольчик:

— Поторопись, Маргарет.

Мэгги пыталась предотвратить раздор:

— Милдред, я сейчас поглажу твое платье.

— Ма-а-ама, Маргарет готовит шоколад Гвендолин, а платье все еще неглажено, — раздался голос Милдред.

Наливая шоколад в серебряную чашку, Мэгги отобрала блюдо с лепешками у Вильсона.

— Гвендолин их сожрет, до последней крошки, — сказал мальчик.

— Я приготовлю еще, Вильсон.

— Когда! Ты все время занята. С тех пор как мы приехали, к тебе относятся, как к рабыне. Мне это не нравится. Я ненавижу этот дом, я хочу к Джелибин и Сэлмору. Я ненавижу Горди. Я ненавижу Гвендолин и Милдред. Я хочу в Колорадо.

— Я приготовлю лепешки после обеда, — спокойно сказала Мэгги, привыкшая к постоянным капризам Вильсона, который никак не мог адаптироваться к новым условиям.

Мэгги также было нелегко. Ночами она не могла уснуть, думая о Горди, вспоминая его нежные поцелуи, его ласки, порождающие в ней сильное желание. Утром она чувствовала себя опустошенной.

Фионнула корила ее за то, что она отдала шахту, но любовь к Горди не утихала. В глубине души она верила в то, что Горди приедет за ней. Все ее мысли были о Горди. Может быть, он заболел? Может быть, она все же нужна ему? Может быть, ему также не спится ночами?

Взяв в руки поднос, Мэгги пошла к Гвендолин, Вильсон поплелся за ней.

— Я ненавижу школу! Я ненавижу Англию! Я ненавижу учителя! Я ненавижу эту кухню, этот дом, этот стол, это блюдо, эту масленку…

— Выходи, — сказала Мосес, указывая на дверь. Она только что помыла посуду. Он начинал действовать ей на нервы. Солнце скрылось. Урагана не было. Короче говоря, был прекрасный день для прогулки.

— Не сегодня, Мосес, — ответил Т.Г., встав из-за стола и двигая стул ближе к очагу. Несколько недель Т.Г. не мог позволить себе роскоши посидеть у огня. Мосес знала, что, если он не приложит максимума усилий, чтобы выздороветь, он никогда не вернет себе былую силу.