Мари Кордоньер - Сила любви

К счастью, танец в этот момент закончился, и ей удалось спасти положение заключительным величественным поклоном, причем внезапная слабость в коленях в немалой мере способствовала тому, что этот поклон получился более глубоким.

— Простите меня, красивейшая из дам, я не хотел вас обидеть. Просто так уж получилось, что вы меня околдовали еще тогда, при въезде королевской процессии в ваш изумительный город. Теперь я уже себе не принадлежу. Я мечтаю утонуть в прохладной зелени ваших глаз и хотя бы один-единственный раз поцеловать вашу руку!

Какие-то ноты в его голосе лишали ее самообладания. Флёр знала, что все его слова направлены лишь на то, чтобы обольстить ее; знала, что верить ему не следует. И все же сердце стучало так сильно, что она опасалась, как бы он, этого не услышал даже сквозь тяжелую, украшенную вышивкой материю платья и через облегающий ее грудь корсаж. Она позволила ему взять ее руку, мягко разогнуть пальцы и прижать жадные губы к ладони.

Его нежность вызвала у нее чуть заметный вздох, а все тело пронзила дрожь. Наверное, прикосновение раскаленного инструмента пыток не могло бы обжечь кожу сильнее, а ее и без того слабое сопротивление вышло из-под всякого контроля. Флёр покачнулась и ощутила на талии приятную опору сильной руки.

— Отпустите же меня, — пробормотала она, задыхаясь, — умоляю вас…

— Вы очень разволновались, — констатировал Шартьер, как бы вовсе не слыша ее слов и ведя ее через зал с величайшей уверенностью. — Да это и неудивительно в таком море свечей и людей. Я был настоящим мужланом, утомляя вас, простите великодушно! Что вам сейчас необходимо, так это глоток прохладительного напитка! Разрешите мне сопровождать вас в банкетный зал короля…

Торжественная трапеза, для которой целая армия слуг приготовила огромное количество блюд, состоялась в большом зале ратуши, и господа из королевской свиты уже заняли свои места на центральной стороне стола П-образной формы. Катарина и Диана де Пуатье сидели по обе стороны от короля, который болтал главным образом с дамой в зеленом, между тем как его законная супруга вела себя безупречно, как бы не замечая обиды и улыбаясь.

Для расположения гостей за столом не существовало никаких правил, кроме заранее установленных мест для королевской семьи и ее фаворитов. Поэтому граф постарался усадить Флёр подальше от глаз мадам де Гонди, а также короля и королевы. Он не хотел рисковать, боясь, что Катарина Медичи отзовет Флёр и лишит графа ее общества. К этому добавлялось и сознание того, что мадам де Брезе воспримет этот флирт крайне враждебно.

Не вводя Флёр в новое смущение очередными слащавыми любезностями, он теперь поставил себе целью развлекать ее и заботиться о хорошем расположении ее духа. Она постепенно освобождалась от напряжения еще и потому, что граф постоянно не только накладывал на ее тарелку самые лакомые блюда, но и подливал вина в ее бокал после того, как она утолила первую жажду.

Флёр улыбалась его шуткам, оценивала по достоинству иронию, мелькавшую в его рассказах о придворной жизни, и в свою очередь блистала очарованием и умом, которого он не подозревал в ней до этого при ее яркой красоте, что, однако, лишь усиливало ее привлекательность.

— Должно быть, у вашей колыбели стояла добрая фея, — произнес Ив де Сен-Тессе столь задумчиво, что ее сияющая улыбка уступила место выражению внимания и серьезности. — Красота, грация, ум и веселый нрав редко сочетаются в одном лице.

— В этом перечислении вы забыли нетерпеливость, раздражительность и склонность к глупой мечтательности, сеньор, — вздохнула Флёр, вспоминая наставления матери и свое отношение к ним. — Но фея действительно была. Моя бабушка заслужила, чтобы так ее называть. В моих детских фантазиях я всегда представляла себе Матерь Божию с чертами бабушки. Я ее любила больше всех на свете, но, увы, она умерла уже много лет тому назад. Я тогда тяжело заболела от грусти по ней и много недель проплакала.

— Таким глазам плакать никак нельзя!

Флёр не смогла отвести взгляда. Они молча смотрели друг на друга, и то, что она, как ей казалось, читала в его черных, бездонных глазах, в одинаковой мере и пугало, и восхищало ее. Он жаждал овладеть ею. Неприкрытая мужская страсть, столь недвусмысленно выраженная в его глазах, должна была бы вообще-то смутить столь хорошо воспитанную девушку, какой была Флёр, но будучи, как и всегда, честной по отношению к самой себе, она признавала, что никакого смущения не испытывает.

— Вы придаете моим слезам слишком большое значение, — кокетливо произнесла она.

— Я придаю значение всему, что связано с вами. Неужели вы все еще этого не поняли, мадемуазель Флёр?

Она выслушала эту вызывающе непринужденную речь и поспешно потянулась за своим серебряным бокалом, чтобы сразу не отвечать. Из-за этого резкого движения бесчисленное количество свечей отразилось на вышитом серебром платье Флёр, а мерцание ее драгоценностей издалека привлекло внимание фаворитки, которая с любопытством наклонилась вперед, чтобы посмотреть, чем вызвана игра света.

Всегда следя за тем, чтобы никто не превзошел ее ни в красоте, ни в бесспорной элегантности, Диана сразу заметила, что новая фрейлина королевы с удивительной легкостью достигла и того, и другого. Выражение сосредоточенного внимания на лице графа Шартьера было дополнительным признаком успеха молодой придворной. Когда-то он вот так же смотрел на нее, Диану, но с тех пор прошло уже больше десяти лет, — тогда он как раз появился при дворе.

Те три десятилетия, которые разделяли по возрасту Диану и новую даму из окружения Катарины, были, с точки зрения знавшей себе цену фаворитки, самой пустячной из проблем. Что ее всерьез беспокоило, так это какое-то особое излучение, исходившее от незнакомки, ее манера держаться, неоспоримое благородство внешности. Но до сих пор все это вызывало лишь раздраженное любопытство, теперь же, незаметно разрастаясь, приняло формы глубокой ненависти, особенно когда фаворитка увидела ту улыбку, с которой граф глядел на свою соседку по столу, поднимая бокал и произнося сопутствующее этому жесту пожелание.

Не требовалось особого воображения, чтобы понять, чего он добивается. Граф не успокоится до тех пор, пока не уложит это дитя в свою постель! Вполне понятно, почему он до сих пор не удосужился принести ей ответ на тот вопрос, с которым она его отослала к этой девице.

Что ж, он был не единственным, к кому Диана могла обратиться с просьбой о такой деликатной услуге, и недалекое будущее покажет, какими средствами лучше всего вернуть Ива де Сен-Тессе на эту грешную землю. Пока что ни одной даме не удавалось безнаказанно становиться на пути у Дианы де Пуатье. Надо будет в самом зародыше пресечь притязания этой честолюбивой крошки.