Мари Кордоньер - Сила любви

Ведь как только король достигнет своих целей в отношениях с Флёр, положению Дианы при дворе, а значит ее могуществу и влиянию, наступит конец. Более молодая, красивая и жизнерадостная дама займет у короля все время, и только от ее ума будет зависеть, насколько быстро и прочно она сможет укрепить свое положение. Но именно об уме Флёр навязанный ей супруг имел самое положительное мнение. Как и о ее стремлении к уважению и признанию.

Титул, замок, графство — вот те минимальные завоевания, которые может обрести новая фаворитка короля в обмен на свое прекрасное тело. И разве уже одна честолюбивая дама не доказала графу, что с королевским могуществом ему не тягаться? Что никакие искренние чувства не играют роли, если есть перспектива стать первой дамой в государстве?

Но герцогиня де Валентинуа не принадлежала к числу тех женщин, которые покидают трон добровольно. Она не успокоится, пока соперница не будет уничтожена полностью. И притом сделано это будет так, что и в дальнейшем появление более молодых и красивых дам, чем Диана, в поле зрения короля будет совершенно исключено. Простить государственную измену не может даже самый влюбленный монарх, если он ценит собственную безопасность.

Подобное преступление может караться только смертью. Смерть Флёр возвратит ему, Иву, свободу и укрепит положение фаворитки. Тогда несколько недель вынужденного брака станут вскоре лишь забытым сном, малозначительным эпизодом в его жизни.

Хочет ли он именно такого исхода? Хочет ли, чтобы его энергичная маленькая спутница жизни, делящая с ним ночное ложе, очутилась, ни о чем не ведая, в паучьей сети интриг мадам де Брезе? Чтобы ее красота, острый язычок и гибкое тело были отданы палачу? А сначала еще и мучителям, которые будут пытками вырывать из нее признание!

Но какова будет его жизнь без нее? Это будет существование вечно пресмыкающегося придворного, старающегося любыми путями увеличить свое исчезающее состояние? Жизнь наемного солдата, который рискует своей шкурой не во имя свободы Отечества, а ради стремления короля увеличить собственное могущество? Прозябание человека, который не хотел признать своего поражения в борьбе с женщиной и ждал случая отомстить?

Однако ради всех святых, что, собственно, до сих пор привлекает его в фаворитке? Разве не следовало бы давно уже расценить как счастье тот факт, что много лет тому назад она оттолкнула от себя его, влюбленного юнца? Разве не проникла глубоко в его сердце пара ярко-зеленых глаз? Разве не сводит с ума одна только мысль о том, что его очаровательная супруга вдруг окажется в объятиях короля?

Лицо графа Шартьера обрело такое мрачное и напряженное выражение, что видевшие его придворные понимали: в такой момент лучше держаться от него подальше.

— Спасибо, Иоланда! Ох, кому же это пришло в голову затягивать нас, бедняг, в эти дьявольские тиски!

Флёр де Сен-Тессе вздохнула с облегчением, когда изготовленные из рыбьих костей стержни тяжелого корсета отделились от ее тела. Они прижимались к ней с такой силой, что тонкую, как паутина, шелковую рубашку, надетую под корсет, пришлось отлеплять от кожи кончиками пальцев.

Флёр чувствовала себя усталой. Как и всегда после часов, проведенных в рабочем кабинете королевы, Флёр ощущала опустошенность и была едва способна что-либо воспринимать. Колоссальная энергия, с которой Катарина Медичи отдавалась политике, выслушивала посетителей, обдумывала суть вещей и давала ответы, заслуживала, конечно, восхищения, но и требовала огромного напряжения от тех, кому приходилось работать вместе с ней.

Связанное с большой ответственностью положение, в котором оказалась Флёр, требовало, по меньшей мере, способности выдерживать вместе с королевой эти аудиенции. Мысленно Флёр благодарила отца, который позаботился о столь разностороннем и основательном ее образовании. Да, собственно, она испытывала благодарность и к королеве, оставлявшей ей совсем мало времени для размышлений о постоянно возникающих новых проблемах.

Вот и сегодня Флёр была слишком утомлена, чтобы еще ломать себе голову над тем, какой это — ах, очень важный! — разговор собирается вести с ней ее супруг. Она чувствовала себя слишком вялой даже для того, чтобы испытывать страх. Какие бы изощренные придирки он ни выдумал, чтобы в очередной раз унизить ее, можно было бы отложить разговор до утра.

Она опустилась на обтянутый бархатом табурет около камина и сняла головной убор, освободив туго сплетенные пряди высоко взбитых волос, которые в течение дня были упрятаны под отделанным жемчугом беретом. Элегантный дорогой чепец украшал деревянную модель головки, стоявшую, в соответствии с модой, рядом с ее зеркалом.

Молчаливая сдержанность, с которой камеристка хлопотала вокруг Флёр, была по душе молодой графине. Она передала Иоланде снятую рубашку и накинула на себя домашний халат из опалового атласа, который переливался разными цветами при свете свечей.

Тишина постепенно успокоила ее разгулявшиеся нервы и навеяла мысли о доме. Флёр передала Иоланде широкую серебряную щетку, чтобы та расчесала ей волосы. Она закрыла глаза, наслаждаясь равномерными движениями щетки, плавающей по ее волосам.

Когда Флёр еще жила в доме родителей, в обязанности Жанны входило каждый вечер расчесывать ее густые светлые локоны, и служанка выполняла эту работу под постоянное высказывание жизненных премудростей. До чего же безоблачным и спокойным был мир, в котором жила тогда Флёр!

— Ты расчесываешь меня почти так же искусно, как моя старая нянька Жанна, — рассеянно пробормотала Флёр, мысли которой витали в воспоминаниях. — Прежде чем стать моей служанкой, она была камеристкой у моей бабушки. Но бабуля передала ее мне. Она тогда сказала, что в ее возрасте камеристка уже не нужна. Конечно, это было далеко не так, ибо бабушка до самой смерти оставалась удивительно красивой женщиной. Помню, как интересно умела она рассказывать поразительные истории о Провансе и его последнем короле — Рене Анжуйском. Это был очень жизнерадостный господин, которого она, очевидно, знала и лич…

Флёр вдруг запнулась на середине слова, мгновенно осознав, что она ведь разговаривает не с Жанной, с которой можно было болтать, сколько душе угодно, не взвешивая каждое слово. Иоланду приставил к ней муж. Интересно, докладывает ли ему камеристка обо всем услышанном?

— Отчего же вы не продолжаете? Я впервые слышу рассказ о вашем детстве.

Флёр вскочила со стула так резко, что наткнулась головой на щетку, которая с шумом упала на мраморную окантовку камина. Она отступила назад, к камину, пока не ощутила через тонкую материю халата жар близкого пламени. Только теперь она поняла, что разглаживал ее волосы щеткой Ив де Сен-Тессе, а вовсе не Иоланда. Она настолько задумалась, что совершенно не заметила, как он вошел, а камеристка исчезла.