Кэтрин Куксон - Девушка с приданым

Уже минула не одна неделя с тех пор, как она стояла в этой комнате, прижимая к груди письмо Родни.

«Семь дней, любимая! Семь дней! Осталось совсем немного, дорогая. Я поверить не могу своему счастью! Мы должны каждую минуту провести вместе. Договорись с кем-то, чтобы присмотрели за мамой и Энни. Можешь предложить любую сумму. Главное – найди кого-нибудь. Пожалуйста, не делай глупостей хоть на этот раз. Я читаю и перечитываю твое особое письмо каждый вечер. Ты представления не имеешь, что это значит для меня…»

Ее особое письмо! Это письмо она писала долго, очень долго. Бесконечные часы Кейт обдумывала то, что собиралась донести до своего любимого, а потом писала, исправляла и вновь переписывала текст, пока наконец не осталась удовлетворена результатом. На этот раз она ничего не утаивала от Родни. Все ее противоречивые эмоции представали перед любимым на страницах письма, как на ладони. Когда пришел его ответ, дом заполнился светом, песнями и смехом. Лишь в присутствии Тима прежняя мрачность довлела над ней.

Кейт занялась приготовлениями к встрече с Родни. Почти два года она не могла выкроить хоть немного времени, чтобы заняться собой. Весь день она только тем и занималась, что работала и ухаживала за больной матерью. Каждый пенни давался ей с трудом. Она стирала с утра до ночи. Теперь Кейт лихорадочно пыталась нагнать упущенное. Ванну сейчас она принимала по ночам не реже, чем раз в неделю. Даже дополнительные хлопоты, связанные с подогревом воды, ее отнюдь не утомляли. А ведь приходилось тащить наверх, в ее комнату, жестяную ванну, а потом носить полные ведра нагретой воды.

Когда-то давно юная девушка вертелась перед треснутым зеркалом, чтобы удостовериться, что она на самом деле красива. Кейт взялась за старое, но теперь она хорошо знала, что ищет. Одиннадцать лет назад семнадцатилетняя девушка еще мало в чем разбиралась, но ныне молодая женщина прекрасно понимала, что может предложить ее тело, и это вводило в легкое смущение. Тело цвета слоновой кости на ощупь было упругим и податливым. Пышные груди, приятная округлость живота, белая кожа ног… Лицо похудело, но морщины пока его не тронули. Вьющиеся волосы выглядели здоровыми и блестящими. Только одно портило совершенство: из-за тяжелой работы ее руки огрубели и покраснели. Зола и мыло сделали свое черное дело. Поздно ночью, прежде чем лечь спать, Кейт подолгу втирала в них жир. По утрам руки казались чуть бледнее, но вечером, после дня, проведенного за стиркой и глажкой белья, они принимали белесый оттенок, а кожа сморщивалась. Они вновь твердели и краснели.

В комнату вбежала Энни.

– Пришел священник, Кейт.

– Ну, – резковато заявила Кейт, – я думаю, что он знает дорогу наверх.

– Но это отец Бейли.

– А-а-а…

Кейт встала с кровати и спустилась вниз.

– Здравствуй, Кейт! – приветствовал ее отец Бейли. – Я решил зайти к вам, проведать твою маму. Отец О’Молли, понимаешь ли, слег с ревматизмом.

– Хорошо, святой отец. Поднимайтесь, пожалуйста, наверх.

Она придержала перед священником дверь. Перед лестницей отец Бейли внимательно посмотрел ей в глаза.

– Тяжелые времена… Я прав, Кейт?

Та не ответила. Сочувствие этого человека нервировало ее даже больше, чем открытое осуждение со стороны отца О’Молли.

– Почему бы тебе не пойти на мессу, поискать у Бога утешения?

Кейт отрицательно мотнула головой:

– Не могу, святой отец.

– Почему, Кейт?!

– Я больше не верю в то, во что прежде верила.

Священник долго пристально смотрел на нее.

– Сейчас один из самых трудных периодов в твоей жизни. Тебе кажется, что ты осталась один на один со всеми выпавшими на твою долю невзгодами. Тебе кажется, что никто прежде не переживал подобного рода несчастий. Но через переживания проходит большинство из нас… И я уверен, что ты с честью пройдешь через свои испытания.

Кейт с удивлением взирала на отца Бейли.

– Не позволяй страданиям очерствить твою душу и сердце, Кейт. Пусть уж лучше оно преисполнится состраданием к ближнему. В мире не существует человека, который осмелился бы, взглянув в лицо Господу нашему, уверять, что никогда, ни единожды не сомневался в его существовании.

– Отче, я не сомневаюсь в существовании Бога. Просто… Я не могу объяснить вам.

Кейт устало приложила руку к своему лбу.

– Знаю… Знаю. Ты сомневаешься в католическом символе веры. Любого мыслящего человека рано или поздно посещают эти сомнения. Но если, Кейт, ты продолжишь возносить Ему молитвы, то Господь вразумит тебя. Стучись, и дверь отворится. Он дал тебе веру для того, чтобы ты ясно видела, где кончается зло и начинается добро. Уверуй, и тогда ты со временем поймешь, что путь, который Он указывает чадам своим, есть путь, ведущий к благополучию. Если ты взбунтуешься против жизни, будешь плыть против течения, станешь бороться, то рано или поздно ты окажешься ввергнутой в пучину самого черного отчаяния. Бог хочет, чтобы ты следовала тем или иным путем, а если ты из-за своего упрямства, страха или неправильного понимания Его воли будешь противиться, то тем хуже… Кейт! Бог лучше знает, что для тебя хорошо, что принесет пользу твоей душе. Если ты веруешь в Бога, то перестань бороться с предначертанным Им путем и вернись в лоно церкви, приди на мессу.

– Я не могу, святой отец.

– Что на тебя так сильно повлияло, Кейт? Я следил за тобой с самого твоего детства…

Она хотела сказать: «Священники и учителя сделали меня такой, какая я сейчас есть», – но передумала, так как понимала, что и без чужого влияния рано или поздно пришла бы к этому образу мыслей.

Она промолчала.

Отец Бейли понимал, о чем несчастная думает, куда лучше, чем той казалось. Его терпение также очень часто подвергалось испытанию со стороны отца О’Молли. Иногда священнику казалось, что нимб святого ему уготован только из-за долготерпения.

– Благослови тебя Господь, Кейт, – сказал он и зашагал вверх по лестнице.

Она стояла, кусая губы. Слезы жгли ей глаза. Понимание еще более усугубляло ее душевное состояние. Стоило задать себе вопрос: может ли она быть правой, а миллионы других ошибаться?

Кейт вспомнились слова мистера Бернарда: «Если вы найдете веру в Бога в лоне католической церкви, держитесь за нее обеими руками, ибо самое страшное горе ожидает того, кто утратит веру».

Кейт старалась жить честно, по правде, во всяком случае, как она эту правду понимала. Она хотела жить полноценной жизнью и готова была многое отдать за эту возможность, но сейчас, утратив веру, она влачила жалкое существование.

Нет, не надо думать! Зачем утруждать себя мыслями? Какое это может иметь значение? Интуиция подсказывала, что ее конец не за горами. Долго вести этот неравный бой с бедностью и страхом она все равно не сможет.