Ани Сетон - Очаг и орел

Малая Гавань была тихой в этот полдень Отдыхающие, приезжавшие сюда на лето, разъехались, и город снова стал самим собой. Зажглись камины на кухнях и в гостиных, жители города мирно беседовали у окон с открытыми шторами, свободно, впервые за восемь месяцев наплыва восхищенных художников и любопытных туристов. Большая Гавань также была почти пустынна. Яхт-клубы уже закрылись. Грациозные прогулочные суда, которые сделали Марблхед самым крупным в стране центром парусного спорта, были поставлены на зимнюю стоянку.

Эспер слушала удаляющийся шум лодки ловцов омаров и думала о том, как все еще прекрасен лиственный орнамент на Пич-Пойнт. Золотые мазки увядающей листвы на фоне темной зелени сосен. А вода, покрытая мелкой рябью — бриллиантово-голубая, — такой она бывает только в это время года. Эспер убаюкивали музыка накатывающих на берег волн и жалобные стоны чаек. Спокойствие и сила! Какие удивительные сокровища чувств и ощущений накапливает время, унося страсти юных дней! Береговой ветер сносил в ее сторону розовато-лиловый дымок, насыщая соленый воздух запахом сжигаемых листьев. Эспер никогда раньше не обращала внимание на то, какой это был приятный запах. И теперь она в полной мере прочувствовала это. Возможно, в мире не было ничего более существенного, чем такая спокойная осведомленность.

Хлопнула задняя дверь дома, и Уолт, завернув за угол, направился к матери. Он был в грязных голубых джинсах, старомодной куртке и в синей офицерской фуражке с золотой кокардой. Он выиграл фуражку в игре в кости у помощника капитана паровой яхты, принадлежавшей Элеоноре, и постоянно носил ее. Поскольку Эспер хорошо готовила, Уолт прибавил в весе с тех пор, как вернулся домой. Его округлившиеся щеки, ставший заметным живот и сардонический нрав создавали впечатление веселого, общительного человека, что вводило в заблуждение незнакомых людей.

— Только что звонила Карла, — резко сказал Уолт матери, сунув за щеку кусок жевательного табака. — Сообщила, что приезжает полуденным поездом, хочет немного побыть здесь. Кажется, она чем-то расстроена. Говорит, что ты должна ей помочь. Видимо, эта девица что-то задумала.

Эспер вздохнула. Спокойное умиротворение исчезло, как это всегда случалось. Даже перспектива увидеть любимое дитя не могла возместить эту потерю.

— Хотела бы я знать, в чем дело, — сказала она, медленно поднимаясь с шезлонга. — Хорошо, если бы ты встретил девочку на вокзале. Но ради Бога, сначала побрейся!

Эспер поднялась по ступенькам заднего входа в большую кухню. Уолт последовал за ней.

— Карла может взять наемный экипаж на станции, — сказал он, тяжело опустившись в виндзорское кресло. — Я не в настроении подбирать всех Богом проклятых красавиц.

Эспер обернулась и внимательно посмотрела на сына. На полу, возле кресла стояла бутылка рома; но Уолт не был пьяным, того, что он выпил, хватало только на то, чтобы быть упрямым.

— Тогда не сходил бы ты посмотреть на ловушки? — спросила она. — Было бы хорошо приготовить омаров на ужин. Карла любит их.

Уолт нахмурился. Пошарив около кресла, он поднял бутылку рома и сделал большой глоток, затем сплюнул коричневой струей жевательного табака в камин.

Внезапно Эспер разразилась гневом.

— Убери отсюда эту бутылку! — закричала она. — Убирайся из моей… из этой комнаты! Веди себя как свинья там, в гавани, как ты обычно делаешь. Я не допущу этого здесь!

Уолт взглянул на мать испуганно: уже много лет он не слышал, чтобы она повысила голос. Эспер стояла перед ним, прямая и очень бледная, ее губы были плотно сжаты, а голова высоко поднята. Погруженный в себя горестный взгляд Уолта прояснился и задержался на матери Он ответил ей своей обычной усмешкой.

— Почему, ма? — сказал он. — Ты думаешь, что я оскверняю этот дом? Но он и прежде видал много пьяниц. Да и вообще много всякого.

Эспер перевела дыхание, и гнев оставил ее.

«Да, видимо, так и было. Какой смысл волноваться из-за пустяков? Не в твоих силах заставить человека сделать что-нибудь против его собственной воли», — сказала она себе.

— Хорошо, постарайся держать себя в руках, пока здесь будет Карла. Я действительно не могу осуждать Элеонору, — Эспер вздохнула. Скандальное происшествие трехлетней давности плохо отразилось на всех. Мария — жена Уолта — убежала с португальцем, Санчо Пересом, который когда-то думал жениться на ней. Уолт преследовал их — он хотел застрелить обоих. Но его остановил детектив отеля прежде, чем он добрался до номера Переса. Газетчики, падкие на сенсации, смаковали подробности, но Генри удалось замять этот скандал. Людская молва стихла, и житейские воды вновь сомкнулись над брошенным в них камнем. Если бы только ты не оказался тем камнем на дне, подумала Эспер, печально глядя на своего сына.

Уолт сокрушенно покачал головой и посмотрел на мать с горьким участием. Он провел рукой по щетине на своем подбородке.

— Извини, ма. Я нехороший мальчик. Я не удивляюсь, что ты рассердилась. Знаешь что? — его голос поднялся в шутливом, монотонном речитативе. — Мы являемся одной из старинных семей Марблхеда, а они собираются выпереть нас отсюда и растащить дом по частям. Я слышал, как это говорила одна из тех теток-художниц. Она рисовала дом и увидела, что я сижу на крыльце. «Освободите место», — сказала она, глядя на меня. Ма, она утащила один старый, ручной работы гвоздь прямо из обшивки нашего дома, выковыряв его своим перочинным ножом. Ты знаешь, что она еще сказала? — Уолтер приглушенно икнул.

— Ох, Уолт, убирайся. Сходи-ка лучше к ловушкам.

— Эта тетка-художница увидела старого Капитана и Марту Мэнсон, прогуливающихся со своей собакой, и сказала: «Как они забавны! Город полон самых удивительных чудаков!» Ты ведь не хотела бы, чтобы я был «удивительным чудаком», не так ли, ма?

Внезапно Уолт резко поднялся с кресла и осушил бутылку.

— Пошли они все к черту! — он швырнул бутылку в мусорную корзину, вытер рот рукой и вышел, хлопнув дверью.

Эспер устало повернулась к очагу. Ее младший сын родился не в то время, как сказал Ивэн в тот день по дороге в Нек. Уолту следовало разрешить пробить себе дорогу своими собственными кулаками. Он стал бы сильным, крикливым шкипером какого-нибудь парусного судна.

Эспер хлопотала в старой кухне и в новой, маленькой, готовясь к приезду Карлы. Дилли приходила теперь каждый день и помогала с домашней работой, однако она всегда возвращалась назад в Клифтон после полудня. Генри и Элеоноре это совсем не нравилось. Они считали Эспер упрямой старухой, потому что она не позволяла им нанять пару служанок, которые могли бы оставаться на ночь в доме.

Их жизни протекали так непохоже, что было трудно заставить сына и невестку понять боязнь праздного существования. Лучше изнашиваться от работы, чем ржаветь от безделия. К тому же было так приятно иметь весь дом в своем распоряжении в долгие, тихие вечера. Эспер окончательно отказалась от пансионеров три года назад, когда случились неприятности у Уолта и он вернулся в дом Ханивудов. И от этого она почувствовала облегчение. Дом без посторонних людей стал еще ближе ей, как живой, все понимающий человек — их с Уолтом друг.