Джинн Калогридис - Алая графиня

Джироламо, напротив, оказался внимательным родителем. Каждый вечер перед ужином он приходил в детскую, чтобы поиграть с Бьянкой, которая его обожала. Я часто оказывалась тут же и наблюдала, как отец корчил забавные рожицы гукающей дочери. Граф представал передо мной в совершенно новом свете.

Первого мая после полудня, как следует потрудившись на благо обеих моих подопечных, я испросила разрешения прогуляться под ярким солнцем. Погода стояла восхитительная, я направилась в восточную часть сада и через несколько минут вышла на небольшую открытую площадку с фонтаном, где Катерина впервые испытала восторг любви с покойным ныне французом. Заметив там Луку, я застыла на месте.

Писец сидел на скамье, перегнувшись пополам, и тяжело дышал, обхватив себя руками, как будто силясь удержать внутри себя нечто грозное и опасное. Услышав мои шаги, он сейчас же поднял голову и поглядел на меня дикими от ужаса глазами.

— Лука, — ахнула я, приближаясь. — Что случилось? Что не так?

Он закрыл глаза, помотал головой и произнес едва слышно:

— Лучше уходи. Мне необходимо взять себя в руки. Не исключено, что граф сегодня еще вызовет меня. — Его рот и лоб исказились в гримасе физической боли, он нагнулся ниже, еще крепче обхватил себя руками.

Я подошла, встала рядом с ним, осторожно тронула его за плечо и тихо сказала:

— Не уйду. Я не могу бросить тебя в таком состоянии. Сначала я должна убедиться, что с тобой все в порядке.

— Не могу, — с отчаянием произнес он. — Я не могу…

Писец закрыл лицо руками. Его плечи несколько раз содрогнулись от глубоких прерывистых рыданий, он стонал, словно от боли.

Я опустилась рядом с ним на скамью и произнесла:

— Бедный Лука!.. Ты плачешь.

Он развернулся ко мне. В его глазах не было слез, однако лицо исказилось от горя.

Лука заговорил с лихорадочной поспешностью:

— Я сделал все возможное, чтобы его предостеречь. Но Лоренцо только смеялся над угрозой, нависшей над ним, говорил, что никто не посмеет посягнуть на его жизнь во Флоренции. Мол, он будет осторожен, станет присматривать за архиепископом Сальвиати…

— Нет! — воскликнула я. — Не может быть, чтобы Лоренцо погиб!

Вместе с горем на меня нахлынула волна жгучей ненависти к графу Джироламо. Мне хотелось его убить.

Я заплакала, но Лука взял меня за локоть и тихо произнес:

— Лоренцо только ранен. Он поправится.

— Слава богу! — сказала я.

— Но вот его младший брат Джулиано… — начал Лука, но продолжить не смог, лишь снова хрипло, прерывисто зарыдал без слез.

Если у него покраснеют глаза, граф может что-нибудь заподозрить. Сейчас сама жизнь Луки зависела от его способности скрывать свои чувства.

Писец взял себя в руки и, делая долгие паузы, изложил мне всю историю.

Джироламо с Сикстом предоставили подготовку убийства архиепископу Сальвиати, который позвал себе в помощники Франческо де Пацци, главного конкурента семьи Медичи в банковском деле. Заговорщики решили убить обоих братьев, и Лоренцо, и Джулиано, иначе вся Флоренция сплотится вокруг оставшегося в живых. Архиепископ позабыл всякие приличия и настоял, чтобы нападение произошло в главном соборе Флоренции, прямо посреди службы, когда внимание братьев будет отвлечено.

Джулиано с Лоренцо находились в разных частях собора, их незаметно окружили группы убийц. Когда священник поднял чашу для причастия, чтобы благословить вино, преступники набросились на братьев. Юный Джулиано был безоружен и стоял в этот миг рядом с архиепископом Сальвиати и Пацци. Они выхватили ножи, безжалостно пронзили молодого Медичи и бросили его умирать в луже собственной крови.

Но старший брат был подготовлен лучше. Возможно, непрестанные предостережения Луки вынудили Лоренцо проявлять осторожность, потому что, когда несостоявшиеся убийцы накинулись на него сзади, он выхватил меч и дал отпор нападавшим. Завязалась короткая схватка. Вскоре друзья Лоренцо пришли ему на помощь и увели его в ризницу, прочь от убийц и умирающего брата.

— Граф Джироламо с Сикстом недооценили верность флорентийцев, — угрюмо произнес Лука. — Заговорщики уверяли их, что убийство братьев заставит граждан подняться против дома Медичи и поддержать семейство Пацци, марионеток Папы. Но случилось совершенно противоположное. Не прошло и нескольких часов, как горожане схватили Сальвиати с Пацци, выбросили их из окон правительственного дворца, а потом повесили. Граф Джироламо узнал обо всем лишь час назад. Сейчас он в ярости ломает голову, как донести новость до Папы. Все это плохо кончится. Между Римом и Флоренцией начнется война.

— Бедный Джулиано, — проговорила я, и слезы навернулись мне на глаза.

Но его страдания хотя бы закончились, а вот старшего брата горе и чувство вины будут преследовать до конца дней.

— Как ты живешь, служа человеку, который убил Джулиано? — спросила я. — Тому, кто ждет не дождется, чтобы прикончить и Лоренцо? Разве ты не хочешь отомстить?

Лука наклонился вперед, уперся локтями в колени, печально покачал головой и сказал:

— Как ты не понимаешь, что ненависть приведет лишь к новому кровопролитию? Вендетта будет длиться вечно!..

— Но они ведь убили Джулиано из алчности, потому что хотят получить Имолу!

— Все гораздо сложнее, — пояснил Лука. — Граф Джироламо и его святейшество желают убить Лоренцо, поскольку уверены, что это он отравил Пьетро Риарио, любимого сына Сикста. Он был самым влиятельным и проницательным молодым кардиналом в Риме, явно предназначенным для папского престола. Сикст отправил его на переговоры с Лоренцо относительно приобретения Имолы, закончившиеся неудачей. Через день после возвращения домой Пьетро внезапно скончался. Сикст с Джироламо убеждены в том, что виноват в его смерти именно Лоренцо. Они не слушают никаких доводов.

— Медичи и правда его убил? — шепотом спросила я.

— Разумеется, нет! — Лука взглянул на меня так, словно я ударила его. — Мы подчиняемся силе, в которой куда больше святости, чем в церкви.

Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, покатившиеся по щекам, и проговорила:

— Я обманщица, недостойная Маттео и тебя. Я вижу будущее в картах, но так и не смогла пообщаться с ангелом. Я просто хочу найти того, кто убил Маттео. Во мне столько зла!..

Лука обнял меня за плечи и утешил:

— Ничего страшного. Просто выпусти это зло из себя и доверься ангелу, Дея.

— Но я не могу выпустить! — Я сердито оттолкнула его, высвобождаясь из объятий. — Не могу! Если бы ты видел, как страдал Маттео в конце…

— Я видел. — Голос Луки звучал твердо и ровно.

Я с гневом развернулась к нему и спросила:

— Тогда как ты мог забыть? Неужели ты думаешь, что такой святой человек, как Маттео, должен так страдать и умереть молодым, а его убийцы так и не будут наказаны за свое преступление?