Джинн Калогридис - Алая графиня

Двадцать восьмое сентября 1481 года.

Дорогая Дея!

Мы снова в Форли. Уважение и доброжелательность, выказанные здешними жителями в наш первый приезд, сменились недоверием и каким-то напряжением. Джироламо уверен, что кое-кто из горожан состоит в заговоре, мечтая вернуть Орделаффи, прежних синьоров Форли.

Что касается Венеции, у меня больше нет сил описывать увиденное. Лучше подожду, пока мы встретимся снова… Если такое вообще случится. Достаточно сказать, что Джироламо в Венеции даровали множество привилегий и наград, а также ключи от города. Было жаль уезжать из прекрасной столицы в маленький скучный Форли, однако переговоры Джироламо с венецианцами, к всеобщему удовлетворению, подошли к концу. Я еще никогда не видела мужа таким радостным.

А в Форли между тем возникли осложнения. Честно говоря, у меня нет сил ехать дальше. Этот ребенок просто высасывает из меня жизнь, поэтому я хотела бы остановиться и рожать здесь.

Однако мы с Джироламо чувствуем, что оставаться в Форли небезопасно. За пару дней до возвращения нас встретил на дороге гонец от городского главы Луффо Нумаи и посоветовал проявлять крайнюю осторожность. Вроде бы какие-то граждане, достойные всяческого порицания, собирались убить нас, как только мы минуем ворота Форли.

Джироламо пришел в ярость. Он хотел схватить и пытать заговорщиков, а затем устроить публичную казнь. Я с трудом успокоила его и убедила, что сейчас не время для подобных уроков, ведь мы еще не завоевали сердца жителей Форли. Джироламо последовал моему совету и вместо того объявил, что еда и вино больше не будут облагаться налогом.

Но мой муж до сих пор раздражен, он подозревает, что за заговором стоит Лоренцо де Медичи, поэтому хочет сразу же покинуть Форли. Мои желания совершенно расходятся с его. До родов осталось не больше шести недель, по правде говоря, я всю беременность чувствовала себя плохо, а теперь мне стало еще хуже.

Попробую убедить его остаться в Форли, чтобы ты смогла приехать и помочь мне, когда придет срок. Иначе, боюсь, случится непоправимое.

Помолись за меня.

Упоминание о возможном убийстве испугало меня. Символические карты обещали, что прольется невинная кровь. Еще я сильно тревожилась о здоровье Катерины. Если не считать утренних приступов тошноты на первых месяцах, раньше она никогда не чувствовала себя плохо во время беременности.

Прошло две недели, за которые я не получила ни одного письма. Затем холодным и дождливым ноябрьским вечером прибыл гонец и забарабанил в кухонную дверь. Он велел судомойке привести меня, поскольку привез крайне важные сведения, касающиеся госпожи.

Я сбежала по ступенькам. Гонец стоял посреди гостиной, с его плаща на ковер стекала вода, в руках он сжимал такую же мокрую насквозь шапку из красной шерсти.

Это оказался Лука, волосы, намокшие от дождя, свисали сосульками, лицо почернело от загара и осунулось от усталости. Я вскрикнула от радости и кинулась к нему.

— Я уже позвал врача ее светлости и повитуху. Графиня будет здесь примерно через час, — сказал он. — Тебе надо подготовить спальню, принести воду, полотенца и все остальное, что требуется в таких случаях.

— Она рожает? — Я схватилась за сердце.

— Мы спрашивали, она уверила нас, что еще нет, — угрюмо ответил Лука. — Но у нее такие боли, что она кричит в голос.

На секунду позабыв радость от возвращения Луки, я сейчас же вызвала Теодору, и мы подготовили постель, накрыв матрас старыми одеялами. Лука принес из чулана стул для родов, притащил из кухни большой железный котел, пока мы с Теодорой разводили в камине огонь и наполняли водой кувшин и стаканы.

Когда все было сделано, я вышла, чтобы поговорить с Лукой.

Мы стояли, взявшись за руки, и я расспрашивала шепотом:

— Катерина плохо себя чувствовала и хотела рожать в Форли. Почему вы приехали?

— Это все граф Джироламо. — Лицо Луки потемнело. — Он был уверен, что его обязательно убьют в Форли. Всем было очевидно, что госпожа слишком слаба, однако муж приказал ей собираться. Она полпути проехала верхом на муле, в итоге боль сделалась невыносимой. Мы положили ее на носилки, но лучше ей уже не стало. — Лука покачал головой, вспоминая путешествие. — Молю Господа помочь ей выжить и сохранить ребенка.

— Граф просто скотина! — прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются едкими слезами.

Я зажмурилась, а Лука произнес:

— Он беспокоился и о ее безопасности тоже. Джироламо не сомневался, что, если Катерина останется, ее с ребенком тоже убьют. Все время он был очень внимателен к ней, но ты же знаешь графиню. Она воспринимала все его приказания как вызов себе лично, поэтому не жаловалась. Мы с графом ехали рядом с нею. Когда пересекали Апеннины, она совсем побледнела, ее била дрожь. К концу дня госпожа застонала, обмякла в седле и упала бы прямо на землю, если бы Джироламо не успел ее подхватить.

Я не нашлась что ответить. Мы держались за руки, и Лука шепотом рассказывал мне о путешествии, о том, как дож провозгласил Джироламо почетным гражданином Венеции. Он предоставит войска, чтобы помочь графу отнять Флоренцию у Медичи, а тот, в свою очередь, обязуется помочь Венеции захватить земли рядом с Феррарой.

Тем временем появился жирный седой доктор и слишком моложавая с виду повитуха, их проводили в спальню Катерины. Прошел час. Из-за шума дождя и закрытых ставней мы не услышали топота копыт, когда отряд подошел к палаццо Риарио, но вскоре вдалеке хлопнула дверь, и я кинулась на лестничную площадку.

По лестнице поднимался Джироламо. Как и Лука, он насквозь промок под дождем, с одежды, шляпы и волос ручьями стекала вода, на лице была написана мрачная, не характерная для него решимость. Он перешагивал по две ступеньки зараз, вымокшие спутники и слуги почти бежали, чтобы не отставать от него.

Он нес Катерину, безвольно свисающую с громадных ручищ. Ее глаза были зажмурены, а рот с посеревшими губами приоткрыт.

Я подавила желание сразу броситься к ней и посторонилась, чтобы дать дорогу стремительно поднимавшемуся графу.

Потом я побежала за ним и вошла в комнату в тот миг, когда он укладывал Катерину на постель. Она вся дрожала, живот чудовищно раздулся, ступни и лодыжки отекли, лицо распухло.

— Мадонна, — позвала я. — Это Дея. Ты уже дома.

Ее веки затрепетали, затем чуть приоткрылись. Она с трудом взяла меня за руку и притянула поближе.

— Дея, — выдохнула Катерина. — Это и правда ты?

— Правда, — подтвердила я. — Все у нас будет хорошо.

Она вздохнула от радости и снова закрыла глаза, в следующий миг сморщилась и схватилась за живот, после чего жалко рассмеялась, потерла больное место и прошептала: