Розалинда Лейкер - Позолоченное великолепие

Она уже устала, каждый шаг назад давался с огромным трудом, накидка то вздымалась, то обвивала ее тело, ленты шляпки пустились в дикий пляс. Вскоре она обнаружила, что шатается от полного истощения сил, и вытянула руки вперед, дабы удержать равновесие. К ее отчаянию, одна тяжелая капля дождя упала ей на руку, другая — на плечо. Спустя мгновение небо разразилось ливнем.

Стараясь из последних сил найти укрытие от дождя, она споткнулась, упала головой вперед, и у нее сбилось дыхание. Ей казалось, что она никогда не сможет встать, и она заплакала от отчаяния. Ужасная мысль, что она наверняка умрет от нового приступа легочной лихорадки, заставила ее снова подняться на колени, затем на ноги. Изабелла думала лишь о том, как добраться до спасительного кресла, где она окажется в полной безопасности, избавится от дождя и ничто не причинит ей вреда. Но скудные запасы сил совсем покинули ее и, сделав еще один нетвердый шаг, она снова упала.

На этот раз ее подняли. Доусон и его товарищ вернулись, когда переменилась погода, и, не найдя девушку в оранжерее, побежали искать ее. Изабеллу завернули в теплые покрывала, которые слуги прихватили с собой, усадили в кресло и отнесли через парк в Ностелл.

Несколько дней спустя Изабелла избавилась от последствий опасной прогулки, что посчитали хорошим знаком — к ней возвращалась способность быстро восстанавливать физические и душевные силы.

Однако это происшествие, заставившее Изабеллу так переволноваться, настолько расстроило ее, что ей все меньше и меньше хотелось покидать надежное кресло, будь то дома или на природе. Она желала путешествовать в нем гораздо дальше, чем было необходимо. Временами она ловила себя на том, что трясется от страха при мысли, что придется выйти из кресла и совершить короткую прогулку. Изабелла находила предлоги, чтобы сидеть в кресле, читать или шить, она даже избегала возможности выехать в карете и впервые познала одиночество, влекшее за собой неизбежное подавленное настроение, которое обрушивалось на нее, словно черная туча. С каждым днем она все больше интересовалась креслом, задавала вопросы о дереве, из которого оно сделано, расстраивалась, когда ей казалось, что невнимательный слуга поцарапал его, и, видно, забыла, что оно является не ее собственностью, а хозяина дома. Ее горничная заметила, что этот чертов предмет мебели заворожил бедную юную барышню.

Как можно было ожидать, Изабелла наконец послала за плотником, изготовившим его.

Она ждала его в библиотеке и, случайно оторвав глаза от книги в тот момент, когда в дальней двери показался Томас Чиппендейл, крайне изумилась. Она никак не ожидала увидеть столь молодого человека. Он приближался через туннель комнат, ведших одна в другую и освещенных солнцем, лучи которого мерцали на дамаске, фарфоре, роскошных гобеленах, шел уверенно, размахивая руками, как бывает, когда молодость и хорошее здоровье бьют через край. Она невольно чуть подалась вперед, будто все ее тело стремилось уловить часть энергии, которую излучал приближавшийся незнакомец.

Тут она обуздала эту глупую фантазию и опустилась в любимое кресло, вселявшее уверенность. Она закрыла книгу, лежавшую на коленях, и опустила хрупкую руку, пальцы которой стали такими худыми, что кольца на них свободно болтались.

— Госпожа, я Томас Чиппендейл. — Он поклонился уважительно, но не подобострастно. — Мне сказали, что вы желаете меня видеть.

У него был низкий сильный голос, соответствовавший его внешнему виду. Она заметила, что, невзирая на обилие согласных среднего подъема, свидетельствовавших о его йоркширском происхождении, он избавился от распространенных слов местного диалекта и хотя держал широкополую шляпу в руке, но не вертел ею и не проявлял свойственной сельским жителям неуклюжести, какую она могла бы ожидать. Он стоял спокойно, смотрел настороженно и был озадачен приглашением, ибо между ними зияла глубокая пропасть классовых различий, материального положения и происхождения. Они внимательно смотрели друг на друга. Он был в рабочей одежде, домотканом пальто, достигавшем колен, поверх застегнутого, такой же длины камзола из изрядно поношенной кожи, а не из парчи или другого тонкого материала, какой стал бы носить джентльмен. Она заметила, что он вычистил свою одежду до прихода сюда, хотя несколько незамеченных стружек прилипли к штанам из грубой коричневой пряжи, заметила еще один кусочек бледной стружки, запутавшийся в его пышных иссиня-черных волосах, которые он завязал в пучок на затылке. Этой прическе искуснее всего подражали мужчины из партии вигов, занимавших более высокое положение в обществе. Его лицо отличалось выступающими скулами, которые придавали ему привлекательное выражение, причем темно-карие проницательные глаза играли в его облике главную роль. Нос был крупным и прямым, рот казался немного воинственным, подбородок источал непоколебимую решимость. Вообще, он был из тех мужчин, на которых любая женщина, будь то леди или служанка, взглянет раз или два, а то и три, еще до того, как он пройдет мимо нее.

Изабелла поняла, что она не составляет исключения. Сейчас ее положение было уязвимее, чем прежде; она уже составила о нем пристрастное мнение из-за этого кресла и почувствовала, что у нее перехватило дыхание, когда заговорила с ним.

— Ах, да. Это так. Речь идет об этом кресле, которое вы сделали на то время, пока я буду гостить здесь.

— Оно вам больше не подходит? Может быть, требуются лишь незначительные изменения. — По тону его голоса стало ясно, что он не допускает возможности, что с творением его умелых рук что-то может быть не так, однако он все же положил свою шляпу, быстро подошел к ней, присел и хмурым взглядом стал осматривать кресло. Девушка подергала его за рукав.

— С креслом ничего не случилось. Совсем наоборот! Я хотела поздравить вас с искусной работой и поблагодарить за то, что вы позаботились, чтобы мне в этом кресле было удобно.

Он опустился на одно колено и, оставаясь в таком положении, положил одну руку на другую и, прищурив глаза, смотрел на нее. Она хотела поблагодарить его? Мелкопоместное дворянство, не говоря уже об аристократии, не знало, что такое любезность, если дело касалось тех, кто занимал более низкое положение в обществе. В то время, когда везде строились новые и расширялись старые загородные дома, владельцев не волновали судьбы более скромных людей, если их собственность загораживала вид из больших окон. Сносились целые деревни, все население перемещалось в другое место, конечно, с целью улучшить жилищные условия, если для них строились специальные дома. На том месте, где из поколения в поколение жили и работали семьи, вырастали рощи новеньких кедров или буковых деревьев. Их мнения никто не спрашивал. Томас сам хорошо знал, что такое открывать ворота перед теми, кто занимает более высокое положение, словно превращаясь в невидимую пару рук, и молча терпеть, когда копыта лошадей и колеса обдают тебя грязью. Часто приходилось отрываться от работы, сколь бы сложной та ни была, чтобы по велению властного жеста преклонить колени на мощеном полу конюшни и счистить навоз с элегантных сапог хозяина. Приходилось таскать и показывать бессчетное число образцов дерева для будущей двери или обшивки, по чьему-то капризу перетаскивать тяжелую мебель из одного конца в другой, затем все вернуть на прежнее место, если что-то не понравилось, при этом никто даже не кивнул головой в знак благодарности! Он снова взглянул на нее.