Аннет Клоу - Колдовское наваждение

Она вдруг представила среди этих ужасных солдат в голубой форме Его. И так ясно увидела его густые черные волосы, худощавое лицо с чувственным ртом, стройную фигуру. И тотчас в памяти возникли сцены той знойной страстной ночи, когда она почувствовала сладостную и коварную силу его тела. Нет, тот случай нельзя назвать насилием. Нет, нет, это не было насилием. Слезы хлынули из ее глаз, но она вытерла их и категорично сказала:

— Мама, мы никуда не будем убегать отсюда. Я не хочу поддаваться трусости. Мы останемся здесь — падет ли Новый Орлеан или нет.

Обстрел фортов, наконец, прекратился, и уже неделю стояло затишье. Патриция стала надеяться на улучшение обстановки. Но лишь немногие в Новом Орлеане сохраняли спокойствие.

С 1814 года им не угрожал ни один враг, город процветал, и его жители стали зажиточными, уверенными в себе людьми. Даже когда началась война, новоорлеанцы были спокойны и убеждены в своей непобедимости. Но фронт продвинулся под натиском янки так далеко, что враг стоял уже у ворот Нового Орлеана, и в городе началась паника.

Богатые отправились на свои плантации; те, у кого не было земельных владений, уехали к своим родственникам дальше на юг. Солдаты ополчения, такие как Федерико, жили по-прежнему в домашней обстановке, развлекаясь и теряя боевой дух. Многие горячие головы из креолов стремились к участию в сражениях с самого начала войны. И вскоре им придется, защищая город, убивать или быть убитыми.

Затишье, которое так обрадовало всех, началось 24 апреля после недельной беспрерывной бомбардировки. Патриция хорошо запомнила этот день.

Она сидела и подшивала оборку нижней юбки, но, сбившись, уколола себе иголкой палец. Девушка начала отчаянно трясти пальцем и вдруг замерла. Что-то было не так. Как-то необычно тихо. И вдруг она поняла: это прекратился грохот выстрелов!

Она вскочила на ноги. Ее сердце учащенно забилось. У нее пересохло во рту. Что бы это все значило? Или янки отступили, или наоборот…

Патриция быстро вскочила и бросилась на улицу, схватив только свою шляпку, совершенно забыв о перчатках. Ей необходимо было знать, что же произошло на самом деле? Охваченная тревогой, она бежала вниз по улице до тех пор, пока не встретилась с мальчиком-подростком, бегущим навстречу.

— Что такое? Что произошло? — спросила она его таким странным голосом, что даже сама удивилась.

— Канонерки, мэм! Они идут в Новый Орлеан. Корабли янки только что миновали форты, — прокричал он и убежал.

— Нет! Нет, это неправда! — воскликнула Патриция и повернулась, не зная, что ей делать.

Вдруг колокола церкви Христа ударили в набат. Немедленно к ним присоединились колокола церкви Святого Патрика. Патриция закрыла уши руками. «Нет, это неправда! Этого не может быть! Но с чего бы тогда церковные колокола били в набат?» — с отчаянием думала она.

— Это была паника. Самая настоящая паника, — сказала она вслух самой себе. — Нужно точно узнать, что же все-таки произошло?

Патриция приподняла юбки своего платья и быстро побежала в город. Приближаясь к центру, она увидела огромное скопление людей. Беспорядочная, хаотичная толпа сновала по улицам, кричала, волновалась, ревела. На Кэнэл-стрит Патриция едва увернулась от тяжело груженной подводы. Эта подвода, как и несколько других, следовавших впереди, была загружена тюками хлопка и направлялась к пристани.

Патриция с ужасом смотрела на все происходящее. Все было настолько страшным — паникующая толпа, рвущиеся вперед лошади, кричащие до хрипоты кучеры…

— Патриция, Патриция! — вдруг раздался из толпы чей-то голос.

Она обернулась на крик и увидела Полину Бовэ, машущую ей рукой.

— Полина! — крикнула Патриция и ринулась сквозь толпу к своей подруге. — Полина! Что происходит? Неужели это правда?

Лицо Полины было очень бледным, а глаза расширились от страха.

— Ох, Патриция, — произнесла она, — это правда. Они на подходе. Янки уже прошли форты.

— Ты уверена в этом? — спросила Полину Патриция, крепко ухватив ее за плечо.

Полина утвердительно кивнула.

— Мне сказала Сесилия Мойз. Она была вместе с отцом, когда они получили сообщение с фортов.

Наконец-то до Патриции дошел смысл сказанного, и она отпрянула назад. Итак, произошло непоправимое!

— Прости, Полина, но я должна возвратиться к маме, — сказала она машинально и побежала к себе домой.

Там царила полная паника. У дома стоял экипаж, и слуги сновали взад и вперед, укладывая в него вещи, коробки и наполовину заполненные дорожные сундуки. В центре зала стояла ее матушка. Она кричала на неповоротливых слуг и обмахивалась веером.

— Прекратите все сейчас же! — крикнула Патриция. — Прекратите! Слышите!

Все застыли и уставились на нее. Патриция пользовалась у всех большим уважением, но никто и никогда не видел ее кричащей.

— Но… но… Патриция! — вдруг возразила ей мать. — Янки близко. Все пропало! — закричала она истерически.

— Прекрати и успокойся! — приказала ей Патриция. — Мы никуда не поедем, Джозеф! — обратилась она к дворецкому. — Прикажи, чтобы все убрали из экипажа и поставили на свои места. Мы остаемся здесь, — сказала она холодным голосом. Патриция была также испугана, как все, но она знала только одно — с врагом надо встретиться лицом к лицу. Она ненавидела янки и могла бы убежать от них. Но она останется здесь и встретит их мужественно и достойно. Враги никогда не узнают, что она испугалась их.

— Но, мисс Патриция! Янки вот-вот будут здесь! — запротестовал Джозеф.

— Чего их бояться? Страшнее того, что уже сделало аболиционистское правительство, не будет, — спокойно и твердо произнесла Патриция.

— Но, Патриция! — запричитала Тереза.

— Прекрати, мама! Истерика тут не нужна. Мы никогда не были трусами. Мы останемся здесь и встретимся лицом к лицу с врагом! — хладнокровно сказала Патриция.

— Ох, моя дорогая дочь, — сказала Тереза дрожащим голосом, усаживаясь в кресло. — Я так хотела бы, чтобы Федерико был вместе с нами. Где он сейчас?

— Я уверена, что он сейчас там, где ему и положено быть: в армии. Неужели ты забыла, мама, что он солдат? — ответила Патриция.

— Он должен быть здесь! Он должен быть с нами! — обиженно, как ребенок, заявила Тереза.

— Мама, — сурово сказала Патриция, — Федерико — мужчина, и он сейчас там, где и подобает быть мужчине. Он вместе с другими солдатами должен защищать нас, и нет необходимости отрывать его от святой обязанности.

У Терезы появились на глазах слезы, и она взглянула затуманенным взглядом на свою дочь. Патриция проигнорировала ее слезы и попыталась ободрить мать.

— Я не собираюсь влиться в ту паникующую толпу на улице и не поеду на плантацию. Никто не знает, что может произойти по дороге в «Белль Терр». Совершенно не исключено, что рабы могут восстать, а для меня предпочтительнее столкнуться лицом к лицу с янки, нежели с рабами. И, кроме того, мы не можем оставить свой дом и имущество, а также слуг захватчикам, — убедительно заявила Патриция.