Барбара Картленд - Сердцу не прикажешь

Их расставание было просто невозможно представить. Элизабет и ее брат были частью друг друга и вместе с тем искренне расположены к Малколму и откровенно рады его приходу. Поэтому ему и в голову не приходило, что его любовь к Элизабет может показаться им нежеланным вторжением.

Возвращаясь домой, он обдумывал, как в следующую встречу открыть ей свое чувство.

Почему-то мысль попросить девушку стать его женой в этом случае показалась ему просто нереальной и даже невозможной. Элизабет представлялась ему настолько совершенной, что он не мог себе представить, что она будет носить его фамилию или принадлежать ему как жена.

Но, зная ее, он был уверен, что ему легко будет сказать ей все, что он захочет, ибо встретит понимание и симпатию.

Он был достаточно скромен и готов ждать ее годы, счастлив был бы служить ей, посвятить ей всю свою жизнь, если бы она того пожелала. Но Малколму не хватало воображения заглянуть вперед, в то время, когда он станет мужем Элизабет и они втроем (Элизабет, он и, конечно, Иван) будут жить вместе на крохотной вилле в горах.

И все же сила его любви была такова, что все представлялось возможным и не было ничего такого, что нельзя было преодолеть. Прощаясь, Элизабет сказала:

— Приходите снова, и поскорее, нам приятно, когда вы навещаете нас.

И хотя ему хотелось сказать, что он готов прийти хоть завтра или день спустя, осторожность, а также пугающе сильное желание увидеть ее как можно скорее вдруг побудили Малколма обуздать свои эмоции и предложить встречу в следующую среду.

Пять дней ожидания! Но он убеждал себя, что так и надо, что после столь долгой разлуки свидание с Элизабет будет особенным счастьем.

В такси он вспомнил, что забыл поговорить с Элизабет о Марсии.

Он был так поглощен своим счастьем, что забыл обо всем остальном, и теперь корил себя за это.

«Бедная Марсия, — думал он. — Ей как-то надо помочь».

Невольно сравнивая двух женщин, он вдруг понял, что не может не помочь Марсии.

Всегда радостная, влюбленная в жизнь Элизабет и несчастная, впавшая в отчаяние Марсия, которая потеряла интерес к жизни, даже порой ненавидела ее.

Сам обретя успокоение и радость, Малколм был уверен, что его долг — помочь Марсии, и немедленно, как помогла ему Элизабет.

Такси немилосердно трясло по каменистой петляющей горной дороге, но Малколм, закрыв глаза, предался воспоминаниям о тех счастливых минутах, когда держал Элизабет за руку, радуясь тому, что жизнь прекрасна, и его чувства уносят его куда-то в неведомую высь.

Однако, входя в отель, он опять вернулся мыслью к Марсии; она несчастна, ему жаль ее, и он обязан ей помочь.

Все последующие дни ожидания Малколм был вял и безразличен, словно жизненные силы покинули его и он был опустошен. Он не помнил, что делал, куда ходил, как спал и ел. Отказавшись от встреч с полковником и его дочерью, он попытался в одиночестве предаться размышлениям, но из этого ничего не вышло. Он хотел лишь одного — поскорее бы пришла среда, день, когда он снова увидит Элизабет.

Мысленно он даже подтрунивал над собой, как над влюбленным юнцом, который не может дождаться свидания с любимой.

Наконец наступило утро долгожданной среды. Проснувшись, он увидел серое небо и такое же серое море.

Малколм заказал такси на десять утра, чтоб приехать прямо к ленчу.

За пятнадцать минут до назначенного времени он уже был готов и нетерпеливо мерил шагами вестибюль отеля, дожидаясь такси.

Обычно Малколм наслаждался поездкой в горы, несмотря на опасную дорогу, крутые повороты, утесы с одной стороны, пропасти — с другой. Но сегодня ему казалось, что такси едет невыносимо медленно.

Ему хотелось как можно скорее попасть на виллу и увидеть Элизабет. В душе он посмеивался над своим нетерпением и тем, что сам заставил себя так долго ждать, назначив встречу на такой далекий день.

Малколм понимал, что во всем повинен страх, его проклятое чувство неполноценности. Он немолод. Иван и Элизабет такие юные не только по годам, но и по восприятию мира, по своим чувствам.

Малколм боялся наскучить им, показаться консервативным и неинтересным собеседником, когда они получше его узнают.

Он так долго жил вдали от людей, что теперь похож на изголодавшегося человека, перед которым поставили прекрасную еду, а он боится притронуться к ней.

«Не стану больше тянуть время, — пообещал он себе. — Навещу их снова завтра же или послезавтра». Видеть Элизабет как можно чаще для него сейчас важнее всего на свете. Ему легко в ее присутствии, уходит страх, исчезают сомнения и сковывающие его застенчивость и растерянность — печальные последствия долгого одиночества.

Когда он с Элизабет — все вокруг ясно, понятно и преодолимо. Все сразу становится на свои места, словно рука ее легла на его запястье, удары пульса сильнее и увереннее, он видит перед собой прямую дорогу, которую искал и должен был найти.

Беспокойство овладело Малколмом, каждый нерв в нем был натянут, он мысленно торопил такси, чтобы поскорее увидеть виллу с голубыми ставнями, где, он знал, его ждет Элизабет.

У въезда в деревню единственная узкая улочка была запружена поселянами, они направлялись к церкви на холме. Такси остановилось.

Высунувшись из окошка, Малколм увидел процессию, впереди нее мальчиков в белых стихарях, а за ними гроб. Жители деревни вышли проводить это печальное шествие. Они стояли вдоль улицы, многие навзрыд рыдали, иные молча глядели застывшим взором, без слез. У всех на лицах была скорбь, словно хоронили близкого и дорогого человека.

Малколм видел, как многочисленна процессия и как медленно она движется. Он инстинктивно снял шляпу, и внезапно его взор остановился на мужчине. Он узнал его, и сердце сжалось от недоброго предчувствия. Открыв дверцу, он вышел из машины и приблизился к поселянам, которые стояли вдоль улицы, ожидая приближающуюся процессию. Он уже видел небольшой, покрытый покрывалом гроб на погребальных дрогах и человека, идущего за ним. Подойдя поближе, Малколм слился с толпой и обратился к одной из женщин, оказавшихся рядом. Та подняла голову, и он узнал в ней жену Пьера. Лицо ее было заплакано.

Она отвечала на вопросы, которые он задавал ей почти неосознанно, пересохшими губами, глухим, едва слышным голосом.

— О, месье, — причитала женщина, — это мадемуазель Элизабет. Мы все так любили ее, а теперь она ушла от нас. Она была так добра к моему маленькому Жану.

Малколм остолбенело молчал. Он слышал слова, но они куда-то проваливались в него и жгли немилосердно, как капли раскаленной смолы.

Он слышал медленные шаркающие шаги процессии, скрип колес катафалка, пение хора и голос священника, читающего молитву.