Барбара Картленд - Сердцу не прикажешь

И на мгновение перед его мысленным взором возникли лазурное море, цветущие мимозы, высокое, в звездах небо, ленивый плеск волн, набегавших на золотую полоску песка.

Он понял в какой долгой — целых десять лет — дремоте пребывало его воображение.

Приехав в отель, он предоставил лакею распаковать чемоданы в своем просторном, с видом на море номере.

Пока тот ходил от чемодана к шкафу, развешивая и раскладывая вещи по своим местам, Малколм отдыхал в кресле, любуясь тем, как щедро светит солнце в окно.

Время от времени на хорошем французском он инструктировал слугу, куда лучше положить ту или иную вещь.

Малколм был педантично аккуратен, что свойственно привыкшим к одиночеству мужчинам. В их доме в Лондоне его спальня была образцом аккуратности и порядка.

Он не стал использовать в качестве спальни гардеробную, примыкавшую к спальне Флоренс. Она была отдана в распоряжение Нанны, чтобы та была поближе к хозяйке. Малколм выбрал большую, холодную комнату на другой стороне лестничной площадки и с каким-то садистским удовольствием обставил ее с суровостью монастырской кельи.

Лакей, закончив свою работу, поклонился и ушел. Но не успел он покинуть номер, как Малколм снова вызвал его и попросил немедленно заказать цветы.

Солнце и пейзаж за окном внезапно вызвали в нем страстное желание наполнить комнату цветами. Это было странной причудой, неким даже капризом, и сделай это кто-то другой, он бы сам позлословил над ним. Вскоре горничная внесла несколько ваз с золотистой мимозой и две большие вазы с благоухающей гвоздикой. И Малколм почувствовал какое-то необъяснимое удовольствие.

Щедрый солнечный свет, льющийся в окна, успокаивал, позволял расслабиться. Малколм долго лежал, закрыв глаза, но потом поднялся, снял с себя дорожную одежду, принял ванну и переоделся.

Вместе с пылью и копотью он смыл с себя, казалось, и кое-что из своего прошлого — ту неестественную сдержанность, которая, он чувствовал, словно тонкий слой чего-то чужеродного, уже дала трещину и начала разрушаться.

Малколм вышел из ванной, насвистывая, и когда час или полтора спустя лифт доставил его в холл, он успел уже наглядеться в зеркало на себя, помолодевшего.

Сезон только начинался, и приезжих в гостиной и баре отеля было немного.

Малколм окинул их оценивающим взглядом, не потому, что искал знакомые лица; просто к нему постепенно возвращались его прежние привычки.

Попивая коктейль с шампанским, он наблюдал за публикой.

Красивая, но уже увядшая женщина, которая, видимо, знавала лучшие дни, с равнодушным видом ждала, пока ее муж закончит просматривать газету и поведет ее на ленч. Загорелый юноша, сидевший в углу, наконец дождался юную американку, которая шумно извинялась за то, что опоздала на три четверти часа.

Все это теперь было интересно Малколму и забавляло его.

Он мысленно сочинял всяческие курьезные истории об этих людях, ставил их в ситуации, которые наверняка удивили бы их и даже обескуражили, узнай они об этом.

Поэтому Малколм вздрогнул от неожиданности, когда услышал голос рядом:

— Простите, сэр, не позволите ли заглянуть в вашу газету?

Повернувшись, Малколм увидел седовласого франтоватого мужчину, сидевшего в низком кожаном кресле.

У Малколма на коленях лежал вчерашний номер «Таймс», который он купил, покидая Париж.

— Разумеется, — сказал он, передавая газету соседу. — Но она вчерашняя.

— Это не имеет значения, — последовал ответ. — Мы здесь тоже получаем газеты на следующий день, но сегодня утром их не доставили, а мне не терпится узнать, когда состоится праздничный ужин нашего полка. Я всегда высылаю им телеграмму.

Малколм что-то буркнул, изображая интерес.

— Наш полк из Западного Сомерсета, — продолжал новый знакомый. — Возможно, вы с ним встречались на фронтах, впрочем, вы тогда были еще слишком молоды.

— Нет, я тоже был на войне, — сказал Малколм. — Благодарю за комплимент.

Его собеседник пробежал колонку объявлений таким безразличным взглядом, что Малколм сразу понял — газета была лишь предлогом для знакомства.

Он и сам был не прочь поболтать с кем-нибудь. Поэтому вместо высокомерной холодности и односложных ответов, которые, он знал, быстро гасят словоохотливость собеседника, Малколм приветливо улыбнулся.

— Где воевали? — сразу же последовал вопрос. Когда же Малколм ответил, что на Сомме, то услышал громкий и радостный вопль. Оказывается, его собеседник находился всего в сорока милях от их фронта, правее по реке Сомме. Это едва ли могло стать поводом для столь бурного проявления чувств, но Малколм понял: деваться некуда, сам выбрал собеседника, теперь терпи и не жалуйся.

— Хотите выпить? — предложил он.

По тому, как охотно было принято его предложение, он еще раз убедился в том, что не ошибся — газета «Таймс» была не более чем поводом.

— В таком случае следует представиться. Меня зовут Флетчер, вышел в отставку в чине подполковника. Правда, мои друзья предпочитают называть меня полковником. Но это так, скорее кличка, чем мой чин.

— Уортингтон, — в свою очередь, отрекомендовался Малколм.

— Кажется, вы только что приехали? — расхрабрившись, спросил полковник. — Вы здесь остановились?

И услышав утвердительный ответ, явно остался доволен.

Какое-то время они продолжали беседовать. Полковник старался как можно больше узнать о Малколме, но не очень преуспел в этом и в конце концов сказал:

— Вы должны познакомиться с моей дочерью. Она очень привлекательная юная особа, не смотрите, что это говорю вам я, ее отец. Весьма нелегкая это задача сопровождать молодых и жаждущих развлечений, поверьте мне.

«Кажется, у полковника на меня определенные виды, — подумал Малколм. — Любопытно, какова его цель: брак или деньги?»

И все же его скорее забавляла создавшаяся ситуация. Даже если его предположения не оправдаются, интересовало уже то, что он смог стать объектом чьих-то планов.

Малколм повнимательнее пригляделся к полковнику: мешки под водянистыми бегающими глазами, безвольный рот, аккуратно подстриженные военные усики и низкий, словно срезанный лоб.

«Не умен, — подумал Малколм, — и недостаточно хитер, чтобы стать мошенником. Пьет и не способен где-либо служить. И тем не менее — джентльмен».

Не укрылись от него и изрядно потертый костюм, и заискивающие манеры, желание во что бы то ни стало понравиться, произвести хорошее впечатление.

«Господи, что за жизнь у бедняги, — внезапно пожалел его Малколм. — Постоянно околачиваться в барах, среди богатых космополитов, получать пинки и каждый раз надеяться — авось повезет».

Жалость и сострадание побудили его еще раз заказать напитки, несмотря на слабые протесты полковника.