Уильям Локк - Вивьетта

— Да, — произнес Дик, остановившись перед ним и говоря глухим, ровным голосом. — Мы должны скрыть это. Это совсем не такая красивая вещь, чтобы развертывать ее перед глазами девушки. Она всегда будет стоять перед моими глазами, до самой моей смерти. Но ей надо сказать, что я не могу жениться на ней. Я не могу уехать, оставив ее в неизвестности и заставив вечно удивляться моему поведению.

— Постараемся так или иначе вынести этот ужасный вечер. Избегай быть с ней наедине. Поезжай в Уизерби и на час или даже больше, чем следовало бы. Когда ты уедешь, я все улажу. Предоставь это мне.

Остин закончил одним из своих старых самоуверенных жестов. Теперь это не возмущало Дика. В своем глубоком унынии он видел в Остине более мудрого и более сильного человека.

В четверть девятого они медленно спустились вниз к ожидавшему их кошмарному обеду. Четверо из сотрапезников — Вивьетта, Екатерина и они оба — в состоянии подавляемого волнения, а остальные двое — м-с Уэйр и лорд Банстед, совершенно не подозревающие о вулканических силах вокруг них, при малейшем поводе могущих вызвать катастрофу. Опасность грозила также со стороны Вивьетты, не знавшей решения судьбы. Остин страшился предстоящей пытки; отчаяние и угрызения совести привели Дика в полное оцепенение, он был в таком состоянии, когда люди выше страха. Взявшись за ручку двери в столовую, Остин остановился и посмотрел на него.

— Подтянись, приятель. Играй свою роль. Ради Бога, постарайся выглядеть повеселее.

Дик постарался. Остин содрогнулся.

— Не надо, ради Бога, — сказал он.

Они вошли в столовую, ожидая застать здесь в сборе всех трех женщин и возможно даже лорда Банстеда. К смущению Остина, в комнате находилась одна Вивьетта. Она встала, сделала несколько шагов им навстречу, но вдруг остановилась.

— Какие ужасные физиономии? Можно подумать, что мы накануне казни Дика, и вы являетесь палачом, снимающим с него мерку.

— Дик покидает нас сегодня, возможно — на долгие годы, — проговорил Остин.

— Не вижу, почему бы следовало так сильно печалиться за него, — сказала Вивьетта, тщетно стараясь поймать взгляд Дика.

Она отвела Дика в сторонку.

— Вы прочли мою записку… или, может быть, разорвали ее, как в прошлый раз?

— Я прочел ее, — ответил он, уставившись глазами в пол.

— Так почему же у вас такой плачевный вид?

Он беспомощно ответил, что у него совсем не плачевный вид. Вивьетта была поражена, почувствовала себя задетой и униженной. Она только что сделала серьезный шаг в жизни женщины — сдалась мужчине, что обычно вызывает победный гром труб, столь лестный для слуха. И, действительно, для большинства женщин это признание себя побежденной искупается ликованием, порождаемым им. Но в данном случае за ним как будто последовал похоронный марш. Человек, приговоренный к смерти, утративший роскошное имение в раю и в насмешку получивший в виде возмещения клочок берега Стикса, выглядел бы менее мрачно, чем тот, кому она обещала осуществить заветное желание его сердца.

— Вы не только выглядите убитым, — сказала она возбужденно, — но вообще подавлены горем. Мне кажется, что я имею право знать, почему это. Скажите мне, что случилось?

Она нетерпеливо топнула своей маленькой ножкой.

— Мы еще не сообщили матушке, — объяснил Остин, — и Дик нервничает по поводу того, как она отнесется к новости.

— Да, — подтвердил неуверенно Дик, — это из-за матушки.

Вивьетта раздраженно рассмеялась.

— Я не ребенок, милый Остин. Никогда мужчина не выглядит так из-за своей матери, и меньше всего в ту минуту, когда встречает женщину, давшую свое согласие стать его женой.

Она сверкнула вызывающим взглядом на Остина, но ни один мускул на его посеревшем лице не дрогнул. Ее ожидания были обмануты. Ей не пришлось увидеть ни изумления, ни резкого движения гнева, ни негодующего и упрекающего взгляда. Она продолжала.

— Вы, кажется, не совсем понимаете меня. У Дика два заветных стремления в жизни. Одно — это получить место в колониях, другое — так дал он мне основания предполагать — жениться на мне. Он получил место, и я дала согласие выйти за него замуж.

— Знаю, — сказал Остин, — но вы должны принять во внимание обстоятельства.

— Если это все, что вы можете сказать в пользу своего клиента, — возразила Вивьетта, — то я, право, удивляюсь вашим адвокатским успехам.

— Не кажется ли вам, милая Вивьетта, — сказал ласково Остин, — что мы касаемся деликатной области?

— Деликатной области? — насмешливо отозвалась она. — Мы, кажется, весь день сегодня вертимся на вулкане. Мне это надоело. — Она взглянула на обоих мужчин, высоко подняв голову. — Я требую объяснения.

— Чего? — спросил Остин.

— Поведения Дика. Что с ним произошло? Почему он так несчастен? Скажите мне.

— Но я вовсе не несчастен, милая Вивьетта, — проговорил бедный Дик, тщетно стараясь вызвать на своем лице улыбку. — Я, право, вполне счастлив.

Ее женское чутье презрительно отшвырнуло в сторону его протест. Весь день он сходил с ума от ревности к Остину. Час тому назад в порыве дикой страсти он почти довел ее до потери самообладания. Только за несколько минут перед встречей здесь она обещала ему все, что может дать женщина. И теперь он встречает ее с похоронным лицом и равнодушными уверениями в своем счастье. Даже самая скромная и невинная барышня минувшего века не смогла бы спокойно отнестись к происходящему, не пытаясь заглянуть в душу своего возлюбленного. Вполне естественно, что Вивьетта, дитя более откровенной и более свободной эпохи, не смогла скрывать своего справедливого негодования под личиной девической скромности.

— Счастливы, — передразнила она. — Я знаю вас с той поры, как мне было три года. Я знаю значение каждой тени, каждого проблеска, отражающихся на вашем лице. Не понимаю только его выражения теперь. Что оно значит?

Она спрашивала повелительно, не как милое дитя, фея переменчивых настроений, рисовавшаяся в воображении Остина, не как смеющаяся кокетка, какою она представлялась менее мечтательной Екатерине. В ней говорила современная молодая женщина с характером, сильно рассерженная и очень серьезно настроенная. Остин в смущении закусил губу. Дик глядел по сторонам, точно преследуемое животное, ищущее местечка, где спрятаться.

— Дик боится, — заговорил наконец Остин, видя неизбежность какого-нибудь объяснения, — что перед его отъездом в Ванкувер не должна состояться ваша помолвка.

— Вот как? Нельзя ли спросить, почему? Так как это касается Дика и меня, то, может быть, вы оставите нас одних на минуту, чтобы Дик мог сказать мне.

— Нет, нет, — поспешил пробормотать Дик. — Не уходи, Остин. Об этом мы не можем говорить теперь.