Уильям Локк - Вивьетта

— Это наш день, Вивьетта, — произнес Остин.

— Я, буду всегда помнить его.

— Я тоже. Мы должны отметить его белым крестиком в наших календарях.

— Белыми чернилами?

— Конечно. Черные, красные или фиолетовые для этого не годятся.

— Но где мы их добудем?

— Я приготовлю их, когда мы вернемся домой, из белых облаков, лилий и солнечного света, подбавив немного голубого неба.

Смех пробежал по ее жилам. Вчера она в шутку хвасталась перед Екатериной, что Остин влюблен в нее. Теперь она знала это. Он обнаруживал это на тысячу ладов. Об этом достаточно красноречиво говорила восторженная нотка в его смехе, как в зове черного дрозда. Инстинкт подсказывал ей те невинные слова, какие могли бы вызвать его на откровенное признание. Но время еще не пришло. Пока еще она ничего не хотела. Ее женское тщеславие радостно расцветало в атмосфере любви мужчины. Сердце ее еще не было задето и не горело желанием откликнуться на нее. Она беззаботно наслаждалась радостным летним днем.

Когда они подъехали к подъезду Уэйр-Хауза, Остин подхватил ее и спустил с догкарта на землю.

— Как вы сильны! — вскричала она.

— Я не гигант, подобно Дику, — но достаточно силен для того, чтобы сделать, что мне захочется, с таким созданьицем, как вы.

Она вошла в вестибюль и через плечо вызывающе посмотрела на него.

— Не будьте слишком самоуверенны.

— Когда захочу, — повторил он, направляясь к ней.

Но Вивьетта рассмеялась, легко взбежала по лестнице и с площадки иронически послала ему воздушный поцелуй.

Спустившись к завтраку, Вивьетта застала в вестибюле поджидавшего ее Дика. Опустив лицо, он следил за тем, как она спускалась с лестницы, и, положив руку на перила, встретил ее.

— Ну? — сказал он возмущенно.

— Ну? — весело улыбаясь, отозвалась она.

— Что вы можете сказать?

— Целую кучу вещей. Я прекрасно прокатилась. Я успела устроить свое дело и чувствую чудесный аппетит. А затем, мне не нравится стоять на лестнице.

Под ее взглядом он немного отодвинулся и дал ей пройти в комнату.

— Вы обещали поехать со мною, — сказал он, следуя за ней до кресла, в которое она села. — Кататься со мною, — пожалуй, не весьма большое удовольствие, но обещание остается обещанием.

— Вы опоздали, — возразила Вивьетта.

— Меня задержала матушка… Из-за какой-то ерунды с овощами. Вы должны были понять, что задержался я не по своей вине.

— Я, право, Дик, не понимаю, почему вы так сердитесь, — сказала она, поднимая на него свои искренние глаза. — В своей записке я ведь объяснила, почему мы уехали…

— Я не читал записку, — гневно ответил Дик. — Тысячи записок не в состоянии объяснить это. Я разорвал записку на мелкие клочки.

Вивьетта поднялась с кресла.

— Если вы так позволяете себе обращаться со мною, — сказала она, уязвленная, — мне нечего сказать вам.

— Это вы так обращаетесь со мною! — вскричал он. — Я знаю, я неинтересен и неостроумен. Я не умею говорить так приятно, как другие. Но я не собака и заслуживаю некоторого внимания и уважения. Может быть, впрочем, и я сумею шутить, играть словами и выпаливать эпиграммы. Если угодно, готов попробовать. Посмотрим, что выйдет. Вот, например. Мужчина, вверяющий свое сердце женщине, способен доверить свое имущество бродяге. Это чертовски остроумно, не так ли? Ну, на это должен быть какой-нибудь ответ. Каков он?

Вивьетта гордо взглянула на него и, направляясь к кабинету, сказала с большим достоинством:

— Это зависит от того, какое воспитание получила та женщина, о какой вы говорите. Мой ответ — до свиданья!

Дик, сразу охваченный раскаянием, остановил ее.

— Нет, Вивьетта, не уходите. Я грубое животное и безумец. Я не хотел этого сказать. Простите меня. Я скорее пойду на какую угодно казнь, чем соглашусь причинить боль вашему мизинцу. Но это сводит меня с ума — неужели вы не можете поверить этому? Я схожу с ума, видя, как Остин…

Она рассмеялась и с ослепительной улыбкой обратилась к нему.

— Охотно верю, что вы ревнуете! — прервала она его.

— Боже милостивый! — страстно вскричал он. — Разве я не имел оснований? Остин имеет все, что может пожелать. Так всегда было. У меня ничего нет, кроме девушки, которую я люблю. Остин, несмотря на то, что у его ног весь мир, является сюда, а какие шансы имеет неотесанный мужик, вроде меня, против Остина? Боже мой, ведь это единственный мой ягненок!

Он поднял сжатые кулаки, опустил их и повернулся. Его цитата из библии и мысль о Ванкувере вызвали веселый блеск в глазах Вивьетты. Она была женщина с тонким чувством юмора, что не всегда бывает вежливо. Когда он снова обернулся к ней, она укоризненно покачала головой.

— "И Давид поместил Урию впереди сражающихся и увел бедную Башебу. Никто, по-видимому, не задумывался над тем, что думала по поводу всего этого сама Башеба". Не находите ли вы, что ей следовало бы предоставить самой сделать выбор — последовать ли за пылким Давидом или оставаться с меланхоличным Урией?

— Ах, не шутите так, Вивьетта! — вскричал он. — Это больно…

— Мне очень неприятно, Дик, — сказала она невинно. — Но, право, Башеба имеет свои чувства. Чем я виновата?

— Выбирайте, дорогая, между нами. Выбирайте сейчас же, ради Бога, выбирайте!

— Но, Дик, милый, — сказала Вивьетта, чувствуя, как внутри нее поет победную песню ее женская природа, — мне нужно более продолжительное время, чтобы сделать выбор между двумя шляпками.

Дик топнул ногой.

— Значит, Остин ограбил меня! Я прихожу в отчаяние, Вивьетта, скажите мне сейчас! Выбирайте!

Своими сильными руками он схватил ее руки. По ней пробежала волнующе-приятная дрожь испуга. Но, сознавая свою силу, она с детским выражением взглянула на него и жалобно проговорила:

— Ах, милый Дик, я так голодна.

Он выпустил ее руки. Она с плачевной миной стала потирать их.

— Я уверена, вы оставили ужасные красные пятна на моих руках. Представьте себе выбор такой жесткой, неудобной шляпки!

Он собирался ответить, когда появление миссис Уэйр и Екатерины Гольройд на лестнице положило конец их объяснению. Победа, какова бы она ни была, осталась за Вивьеттой.

За завтраком Остин, еще не освободившись от впечатлений во время прогулки, легкомысленно шутил и смеялся. Какое счастье перенестись из пыльных судов в чистую атмосферу Уорвикшира! Какое счастье пить из чаши жизни! В чем оно? Только те, кому приходилось пить из нее, могут поведать это.

— А как с теми бедняками, кому достается только отстой? — пробормотал Дик.

Остин заявил, что настоящее вино не имеет отстоя. В свидетели он пригласил свою мать и Екатерину Гольройд. Миссис Уэйр была не совсем уверена в этом. Старый портвейн необходимо очень тщательно процеживать. Помнит ли он, сколько шуму поднимал из-за этого их дорогой отец? Она очень рада, что этого портвейна больше не осталось, а то Дик, конечно, пил бы его и он бросался бы ему в голову.