Эжени Прайс - Свет молодого месяца

— Это верно, — сказал Джеймс Гульд.

Ларней смотрела, как Хорейс опять встал из-за стола, с застывшим решительным выражением лица, которое отдалось болью у нее в сердце.

— Я благодарен за возможность, которую вы мне предоставили, сэр. — Он встал. — Можно мне теперь уйти, папа?

— Ну что же, ладно, можно. И я рад, что ты решил поступить на это место.

— Решить легко, отец, если нет выбора.

Когда Хорейс быстро вышел из столовой и пошел по коридору, мама Ларней наклонилась, чтобы подтереть пол там, где она разлила воду. Ей ничего не оставалось, кроме самого тяжелого — снова расстаться с ним.

В воскресенье утром Мэри и Каролина, одетые для посещения церкви, в новом зеленом фаэтоне ехали по дороге в Джорджию, по направлению к единственной церкви на острове. Сзади них в старой двухместной коляске следовали Хорейс с отцом. Было уже жарко, ветер был такой слабый, а слепней было так много, что на каждом из двух экипажей, примостившись сзади, важно ехал негритенок, размахивавший над головами ехавших длинными ветвями с густыми листьями.

— Нельзя ли побыстрее, Мэри? — Каролина отгоняла мух еще и своим веером из пальмовой ветки. — Меня совсем пожирают.

Мэри ненавидела шляпы, и была сегодня, по мнению ее тети, необыкновенно красива в красивой черной кружевной косынке на темных волосах. Но у нее сегодня такой мрачный вид, у бедняжки.

— Я поеду быстрее, если ты обдумала, что мы скажем сегодня знакомым в церкви, когда они начнут спрашивать, почему Хорейс вдруг едет на работу в Саванну, вместо того, чтобы окончить университет. Папа с Хорейсом не торопятся догнать нас, а мне совсем не нравится перспектива говорить на эту тему без папы. Это все он придумал.

— О, Мэри, честное слово, неужели ты думаешь, что они так любопытны?

— Было бы неестественно, если бы они не задавали вопросов.

— Ну, я об этом не подумала.

— Я обо всем думаю, — сердито сказала Мэри, — а польза какая?

— Что ты имеешь в виду? — Каролина шлепнула слепня на своей белой кружевной перчатке и запачкала ее.

— Тетя Каролина, я абсолютно точно знаю, что Хорейсу не хочется сейчас уезжать с острова.

— Откуда, Мэри, — спросила она, вытирая пятно на перчатке. — Как ты можешь знать, хочется ему остаться или нет? Он и дюжины слов не сказал со дня приезда.

— Потому что я знаю своего брата. Его не надо было заставлять уезжать, когда он действительно не знает, чего он хочет. И уж особенно не следовало отправлять его в Саванну работать на старого лысого.

— Ш-ш, — прошептала Каролина, оглядываясь на худенького маленького Адама, который к десяти годам получил желанное место в качестве помощника Джули. Адам размахивал веткой над их головами и внимательно слушал. — Мама Ларней назначила Адама ехать с нами и Джо ехать с Хорейсом и папой по определенной причине, — ты знаешь, они отлично подслушивают.

— Мне все равно, что узнает мама Ларней. Ей так же тяжело, как и мне.

Каролина повернулась, чтобы лучше рассмотреть племянницу из-под своей соломенной шляпки в форме ковшика.

— Неужели ты, Мэри Гульд, хочешь сказать сейчас, здесь, что ты в чем-то не согласна с отцом?

— Безусловно, именно так, — сказала Мэри. — И я бы ничего не пожалела отдать, чтобы знать, о чем они разговаривают в коляске там, позади.

— Не разговаривают, мисс Мэри, — вмешался Адам. — Сидят и смотрят вперед. У Джо нечего будет рассказать маме Ларней, когда вернемся.

— Раз ты так много знаешь, Адам, ты не видел, попрощался ли господин Хорейс с мамой Ларней или нет? — спросила Мэри через плечо.

— Нет, мэм. Она ждала у двери в кухню, но он не пришел.

— Ну почему это Хорейсу хочется обижать бедную маму Ларней? — спросила Каролина.

— Он никого не хочет обижать, тетя Каролина. — Мэри раздраженно дернула вожжи, потом опомнилась и снова пустила лошадь медленнее. — Он так запутался, что старается вообще поменьше действовать. Все это слишком быстро произошло. Ему нужно было долго побыть дома, чтобы все как следует обдумать. Папа, возможно, всю жизнь будет раскаиваться.

— Ну, не думала я дожить до того, чтобы ты разошлась во мнениях с отцом. Но я уверена, что Джеймс считает, что он сделал доброе дело для Хорейса. Ведь мальчик не хочет продолжать учиться, а его надо чем-то занять. По-моему, самое неудачное было бы, если бы мальчик сидел и заново переживал все, что случилось. И знаешь, Мэри, я считаю, что твой отец — человек заботливый и что он все понимает и действует разумно.

Хорейс смотрел на тихий лес, пока старая коляска катилась по узкой, извилистой дороге. У него наступило полное безразличие, и было даже что-то вроде облегчения от того, что принято какое-то решение, — правильно оно или нет, неважно; он боялся момента прощания и тех двух часов, которые предстояло провести, дожидаясь парохода; его угнетало все, что накопилось и не было высказано между ним и отцом; он не мог понять, как было возможно, чтобы человек, сидевший рядом с ним, так сильно любил его и так мало понимал. Он будет работать на новом месте. Он не причинит отцу еще больше горя, но все время будет присматриваться. Саванна была очень большим городом. Там постоянно приезжали и уезжали сотни людей. Будут возможности другой работы. Потрепанная птичка-кардинал, с одним единственным пером, оставшимся в хвосте, прыгнула на расцветающий куст у дороги. Хорейс улыбнулся линяющей птичке.

— Ты тоже утратил радость жизни, не правда ли? Ты летаешь только, чтобы добыть себе необходимое, и теряешь перья, и не поешь больше. Но между нами большая разница — ты свободен, можешь лететь куда хочешь, как подсказывает инстинкт. А я в ловушке. Мне невыносима мысль о том, чтобы остаться, и я не хочу ехать туда, куда я еду.

Раздался звон колокола церкви в Джорджии.

— Приятно будет опять сидеть рядом с тобой на нашем месте в церкви, сын.

Хорейс почувствовал, как у него сжалось горло. Неужели отец думает, что он пойдет в церковь? Он предполагал, что они все попрощаются, и он сможет, сохраняя достоинство, уйти на пристань один. Неужели отец думает, что он будет вести вежливые, по-соседски дружелюбные разговоры с их знакомыми на острове?

— Прошлым месяцем мы привели в порядок полы в алтаре, — говорил его отец. — Снаружи побелили заново. Она очень красива теперь, под тенью этих огромных старых дубов.

Меньше чем через минуту они переедут деревянный мост у поворота дороги в Джорджию и окажутся в поле зрения маленькой белой церкви, построенной, когда Хорейсу исполнилось восемь лет. Мистер Бэрроу, пастор, будет стоять в своем облачении и приветствовать все восемь и девять семейств плантаторов; они будут разодеты по воскресному, их коляски и экипажи начищены до блеска, их дети основательно вымыты и радостно возбуждены, так как их только и одевали хорошо для поездки в церковь. Его отец совершенно не подумал о том, как унизительно будет для него, если придется разговаривать с этими людьми, знавшими его всю жизнь.