Вирджиния Нильсен - Пылкая дикарка. Часть вторая

Он был весь белый, словно покрыт гипсом, с большими колоннами, которые изящно поднимались с нижней галереи к краю крыши. В высоких окнах играло утреннее золотое солнце, а над крышей со слуховым окном возвышалась труба. У нее сильно забилось сердце. Наконец! Наконец!

Вот дом ее отца, вот ее родное место, ее родовое гнездо. Ей было отказано в наследстве, но оно предстало перед ее глазами в реальном свете. На глазах у нее навернулись слезы — это были слезы жалости к своему лежащему ныне в могиле отцу. Он покоился в мраморном склепе на своей земле, сообщил ей Мишель. Но это были и слезы радости.

Когда карета, сделав поворот, выехала на ведущую к дому дорожку, она увидела и другие строения — длинный ряд выкрашенных в белый цвет невольничьих хижин. Над одной из них в небо лениво поднималась струйка дыма, а там, в глубине, она заметила сахарный завод с высоким каменным дымоходом, который был выше трубы над поместьем Мэнс.

— Ну, ты готова? — спросила ее мадам Дюкло ровным голосом.

— Ах, мадам, я так волнуюсь…

— Дыши глубже, — посоветовала она.

Кучер, спустившись с козел, передал вожжи подбежавшему к ним чернокожему груму. Открыв дверцу, он сказал:

— Вы прибыли в имение, Мэнс, мадам.

— Погоди, не торопись, — приговаривала мадам Дюкло, выходя с его помощью из кареты.

Орелия, опершись на его протянутую руку, спустилась на приготовленную для них невысокую табуретку, и затем благополучно ступила на землю. Стоя возле кареты, она разглядывала этот великолепный особняк с двумя галереями и крутой крышей с тремя слуховыми окнами. Вокруг галерей были посажены магнолии, — темно-зеленые деревья с большими восковыми цветами. За заводом раскинулись поля сахарного тростника.

Она видела перед собой свой реальный, принадлежавший ей по праву, такой прекрасный мир.

Чернокожий дворецкий с полным достоинства видом открыл перед ней дверь.

— Что вам угодно, мадам? — вежливо осведомился он.

— Пожалуйста, сообщите мадам Кроули, что мадам Дюкло и мадемуазель Кроули хотят ее видеть, — объяснила дуэнья Орелии.

— Кроули? — ничего не понимая, переспросил слуга, поморгав глазами.

— Прошу вас сообщить о нашем приезде! — решительным тоном сказала мадам Дюкло.

— Слушаюсь, мадам. — Поклонившись, он ушел.

Орелия разглядывала прекрасную двойную лестницу, ведущую вдоль стен к верхней площадке, освещенную ярким светом из высоких — от пола до потолка — окон. Свет из них отражался вспышками от десятков блестящих поверхностей, — зеркала, хрустальной вазы с букетом весенних цветов, золотых подрамников висящих на стенах портретов… "Мои предки!" — подумала Орелия. Сердце у нее застучало.

На лестницу выбежала рыжеволосая молодая женщина. Она резко остановилась, заметив двоих незнакомок в холле.

— Ах! — воскликнула она. — Я не знала… — На лице у нее появилось недоуменное выражение.

— Кто вы такие?

Орелия изучала каждый дюйм ее фигуры, на которое было надето траурное платье, ее дерзкое лицо в обрамлении модных локонов, подбородок с ямочкой и голубые глаза, которые она узнала бы повсюду, — это были глаза ее отца.

Она робко проговорила:

— Меня зовут Орелия, я ваша сестра, а это мадам Дюкло — моя дуэнья.

Нанетт вздрогнула от неожиданности.

— У меня нет никакой сестры, — недоуменно моргая, ответила она. — Вероятно, вы, мадемуазель, ошиблись.

— Мне тоже казалось, что у меня нет сестры, — продолжала Орелия, — но, судя по всему, мы обе ошибались.

Миловидное лицо Нанетт напряглось.

— Вы, вероятно, слышали о смерти моего отца. Он был хорошо известен в этих краях. А вы, скорее всего, просто авантюристка!

Дворецкий, кашлянув, сказал:

— Я пошлю кого-нибудь сообщить об этом вашей матери, мадемуазель.

— Да, благодарю тебя, Радклифф.

Алекс Арчер сидел за письменным столом в своей новой, с иголочки, конторе в небольшом городке, расположенном в самом сердце Террбона, выслушивал жалобу седовласового кайюна с ручья Лафурш, который намеревался подать в суд на своего соседа за то, что его козы забрели в его огород.

— Они вытаптывают кукурузу, мнут томатные кусты, жрут все подряд, даже перец. А моя жена не может готовить без перца, понимаете?

Алекс подумал про себя, что его отца, по настоянию которого он начал работать в семейной адвокатской фирме в Новом Орлеане, приход этого истца сильно бы позабавил, но Алексу сейчас было не до шуток. Ему было сильно не по себе из-за этой вот черной полоски, которую он носил на рукаве, проявляя дань уважения к своей будущей невесте. Он намеревался уже этим летом жениться на Нанетт Кроули. Он открыл собственную адвокатскую практику здесь, в глубинке, где течет ручей Лафурш, руководствуясь при этом не только нехваткой адвокатов в приходах возле Залива, но и желанием Нанетт жить в имении отца, возле его плантаций, которые она должна была получить по наследству.

— Какое здесь прекрасное место для воспитания наших будущих детей, дорогой, — убеждала она его. — Мы в любое время можем поехать в Новый Орлеан, чтобы провести там светский сезон, как это делали мама с папой. К тому же, теперь было довольно сложно отказаться от местной практики, после того как было затрачено на это немало сил и средств. Плантатор всегда мог поручить свою работу наемному администратору, но как объяснить такую разницу Нанетт?

Теперь имение принадлежало ей, но они все равно пока не могли жениться. Вместо свадьбы состоялись похороны Ивана Кроули. Все было кончено до того, как известие об этом было получено в Беллемонте, семейном имении Алекса возле Нового Орлеана. Теперь ни его родители, ни его сестра не смогут приезжать в Террбон. Свадьба с Нанетт была отложена на целый год из-за траура.

Какой-то проклятый год!

— Вы англичанин, правда? — спросил старый фермер. — Но говорите по-французски.

— У меня мать — француженка.

— Ну, тогда все понятно. Креолка?

— Да, красивая дама-креолка, — объяснил Алекс. — Его мать, Мелодия Арчер, до сих пор, к тайному восторгу сына, считалась одной из самых ярких красавиц в Новом Орлеане.

— Значит, вы больше похожи на отца? — заметил, весь просияв, старый кайюн.

Его замечание заставило Алекса рассмеяться, несмотря на дурное настроение.

— Ну, а сейчас вы больше похожи на француза! — воскликнул старик.

— Если будете больше улыбаться, то наверняка сумеете завоевать сердце какой-нибудь красотки-кайюнки.

— Я этого не забуду, — сказала Алекс и, встав из-за стола, до конца беседы простоял. — Я займусь вашим делом, месье, и дам вам свой совет, когда вы снова приедете в город.

— Отлично! У вас внешность фехтовальщика, — сказал старый кайюн, разглядывая узкие бедра, сильные руки и широкие плечи молодого Арчера.