Робин Хэтчер - Приют любви

— Белая девушка, у тебя дело к большой Мама Ру?

Меган по-прежнему ничего не видела, но, проглотив комок в горле, ответила низкому голосу:

— Да… пожалуйста.

— Входи, девушка.

Подавив стремление повернуться и убежать, Меган заставила себя шагнуть в темноту. Дверь медленно закрылась сзади нее. Потом кто-то взял ее за руку и провел еще через один дверной проем, приподняв тяжелое одеяло, служившее в качестве двери.

Глаза Меган постепенно стали привыкать к темноте, и она смогла разглядеть низкий стол в окружении оборванных подушек. Ее сопровождающий — сейчас она увидела, что это мужчина — знаком показал, что ей нужно сесть на одну из них, и Меган быстро повиновалась. По дереву чиркнула спичка. Неожиданная вспышка бросила зловещий контраст света и тени на его лицо, придавая древнему негру угрожающее, злобное выражение. Он ткнул спичкой в пепельницу, стоявшую на середине стола, раздувая затем крошечное пламя. Тяжелый дым кругами поплыл к потолку.

Из-за другой занавески вышла Мама Ру. Массивная черная женщина, с намотанным красным тюрбаном на голове, в ниспадающем обширном одеянии, она плюхнулась на подушки напротив Меган, впившись в нее холодным взглядом.

Меган хотелось встать и убежать, но ноги не повиновались ей… Ей даже казалось, не видит ли она все это во сне, настолько неестественной была эта картина.

— Тебе нужно колдовство от Мамы Ру, — сказала женщина.

Меган утвердительно кивнула.

— Ты хочешь, чтобы Мама Ру вернула тебе мужчину.

— Да, — прошептала Меган. — Да, это правда.

Где-то начал бить барабан, медленный ритм которого отдавался в висках Меган. Бессознательно покачиваясь ему в такт, она отвечала:

— Да. Да, что-нибудь.

— Любовь влечет за собой тяжелую работу.

— Я… мне все равно, — ответила Меган.

— И дорого стоит.

Меган едва открыла глаза, не переставая качаться в такт барабанам, достала спрятанный в рукаве кошелек и бросила его через стол. Мама Ру вытряхнула содержимое на стол. Глаза ее заблестели при виде покатившихся перед ней монет.

— Мама Ру вернет тебе мужчину.

Мариль сидела в бархатном кресле, глядя на рулоны тканей, что мисс Харбаро разложила перед ней.

— Что ты думаешь, Мариль? — поторопила ее Тейлор.

Мариль покачала головой.

— Я не знаю. Они все такие красивые, я просто не могу решить. Выбери ты, Тейлор.

— Но не я же буду с ними жить, Мариль. Нет, ты должна решать сама.

Мисс Харбаро подошла поближе.

— Может быть, миссис Монтгомери хотела бы посмотреть что-то другое?

Мариль взглянула на женщину, очаровательная улыбка промелькнула в, ее глазах. Как ей нравилось, когда ее так называют!

— Нет, спасибо, мисс Харбаро. Этого вполне достаточно. Я просто еще немного рассмотрю их.

— Хорошо, мадам.

Хозяйка магазина отошла на почтительное расстояние, ожидая, пока Мариль попытается возобновить выбор ткани.

— Мариль, ты снова грезишь? — шепнула ей в ухо Тейлор.

С глуповатым видом Мариль вынуждена была признать, что это так, и виновато кивнула.

Тейлор встала, ее синие глаза заговорщически поблескивали.

— Мисс Харбаро, боюсь, нам придется прийти в другой раз с окончательным решением. Миссис Монтгомери сама не своя сегодня.

Она взяла Мариль под руку и вывела ее на улицу.

— Тейлор, мне, правда, очень жаль.

— Не глупи, Мариль. И потом, ты, возможно, права. Наверное, лучше мне выбирать. Ты слишком поглощена любовью, чтобы думать о новых материалах для обивки мебели. Если предоставить выбор тебе, ты, скорей всего, остановишься на каком-то ужасном сочетании цветов, чем окончательно расстроишь пищеварение обедающих.

Румянец окрасил щеки Мариль. Она была «миссис Монтгомери» всего четыре недели и обнаружила, что так же беспомощна и бестолкова, как любая другая молодая жена. Ее мысли постоянно, чем бы она ни занималась, уносились к мужу. Церемония прошла тихо и спокойно в доме приходского священника в Беллвиле. В присутствии только своих детей, Брента и Тейлор, и Бренетты со Стюартом, Мариль и Алан повторили клятву и стали супругами. Временами ей не верилось, что это правда.

Мариль была уверена, Тейлор догадалась что Эрин Аланна — ребенок Алана, и испытывала благодарность к подруге, ни разу не упоминавшей о том, что знает правду. Никто больше, казалось, не замечал сходства. Может быть, они слишком привыкли к внешности девочки, забыв о присутствии Алана в «Спринг Хейвен» до того, как она родилась. Как бы то ни было, Мариль радовалась, что ей не приходится признавать всенародно свою вину.

Конечно, Алан знал, он догадался в тот же момент, как услышал имя девочки, и тогда, когда узнал, что Мариль родила еще одного ребенка, даже до того, как увидел ее. Слава Богу, он никогда не относился к ней иначе, чем к остальным детям, только потому, что она — его собственная кровь и плоть. Он любит всех одинаково.

Тейлор повела ее в столовую гостиницы. Сев за столик у окна, Тейлор заказала чай.

— Наверное, нам следует вернуться в «Спринг Хейвен», а через пару недель в Атланту, — сказала она Мариль, когда официант ушел. — Свадьба еще через четыре месяца. Мы сделали довольно много.

— Да, возможно, ты права. Кажется, мы отсутствуем долгое время. — Тейлор не спеша пила принесенный чай. — Как ты считаешь, может, Меган захотела бы присоединиться к нам?

Мариль покачала головой.

— Сомневаюсь, что она вернулась из магазинов. Она, наверное, вне себя от радости. Помнишь, когда мы были девочками, какой радостью было это для нас?

Меган, с застывшим взором, спотыкалась по неровной поверхности пыльной дороги. В руке она крепко сжимала крошечный пузырек, который перед уходом дала ей Мама Ру. Она должна была выпить содержимое, когда будет наедине со Стюартом.

Мама Ру обещала и гарантировала, что он не сможет тогда устоять перед ней.

Элиза, нервничая, ждала там, где Меган оставила ее.

— Мисс Меган, я так страшно волновалась.

Меган ничего не ответила, продолжая идти дальше. Элиза присоединилась к ней, в руках у нее были свертки, которые Меган купила до того, как отправилась к Маме Ру. Придя в гостиницу, Меган сразу пошла к себе в комнату, легла на кровать и быстро заснула, в ушах ее по-прежнему звучал непрекращающийся бой барабанов.

Бренетта бесцельно слонялась по дому, лениво проводя рукой по стоявшей поблизости мебели. Она чувствовала тревогу и скуку и жалела, что не поехала с мамой и тетей в Атланту. Она собиралась, но передумала сразу, как узнала, что едет и Меган. Бренетта не понимала состояние Меган за последние месяцы. То, что зарождалось как теплая дружба между двумя кузинами, неожиданно закончилось полным провалом, Меган становилась грубой и раздраженной всегда, когда они оставались вдвоем. В присутствии других сна держалась с холодной вежливостью, но Бренетта постоянно ощущала скрытую нить враждебности, вплетаемую в каждое ее слово и каждый поступок.