Кэтрин Куксон - Прерванная игра

Тайн-док выглядел совершенно пустынным. Было воскресенье, наступил тот час, когда закончились длительные сумерки и опустилась темнота. Более того, погода стояла довольно холодная, медленно падали первые хлопья снега, ложась пушистым белоснежным покрывалом на покрытые угольной пылью и заплеванные плиты тротуара.

С пяти арок, расположенных по дороге от ворот дока к Джарроу-роуд, стекали струйки мутной зеленой воды. Под арками безмолвие и пустота дока еще более усиливались; казалось, они тоже отдыхали, как бы переводили дыхание, перед тем как снова принять на себя груз вагонов, которые с рассветом тронутся по четырем из них от угольных бункеров, расположенных позади кирпичной стены, соединявшей арки. За пятой аркой дорога разделялась, один ее участок вел в Саймонсайд, другой — в Джарроу.

Дорога в Джарроу была очень мрачной и заброшенной, один из ее участков огибал кучи шлака в Ист-Джарроу, а это огромное пространство, заполненное грязью, в свою очередь, отделяло дорогу от реки Тайн.

А вот дорога в Саймонсайд выглядела совсем иначе. Как только она выходила на берег реки, забывались и Тайн-док, и Ист-Джарроу, и начиналась сельская местность. Дорога поднималась все выше и выше на холм, и там, слева, среди ухоженных садов стояли большие дома. А далее, за фермами, насколько охватывал глаз, простирались зеленые поля и равнины. Разумеется, если отсюда оглянуться назад, можно было увидеть мачты кораблей на реке, но если смотреть вперед, то даже в наступающих сумерках можно было понять, что это прекрасное место, совсем не похожее ни на Тайн-док, ни на Ист-Джарроу, ни даже на Джарроу. Настоящая сельская местность. Затем проселочная дорога постепенно сужалась, превращаясь просто в дорогу для телег, тянущуюся среди полей.

Людей, незнакомых с этими местами, всегда удивляло, когда, двигаясь по этой колее, они вдруг натыкались на коттеджи. Здесь их было три, но подъезд к ним был через одни ворота, по обе стороны которых тянулась живая изгородь из боярышника и ежевики.

Коттеджи стояли в небольшой ложбине, футах в двадцати от ворот, и половину этого расстояния занимала кирпичная дорожка, которая разделялась на три извилистые тропинки — каждая из них вела к двери своего коттеджа. Коттеджи были пронумерованы: 1, 2 и 3, их так и называли — первый, второй и третий.

В первом проживали Уаггетты, во втором — семья Конноров, а в третьем — семья Лири. Но в это воскресенье все Уаггетты и трое Лири находились в коттедже Конноров. Они играли в карты.

— Господи, вы когда-нибудь видели нечто подобное? Он снова выиграл! Сколько я тебе должен?

— Двенадцать шиллингов и четыре пенса.

— Двенадцать шиллингов и четыре пенса! Хочешь получить сейчас или подождешь?

— Подожду.

— Ох, у тебя доброе сердце. Хотя ты и сборщик квартплаты, сердце у тебя доброе. Я всегда говорил об этом, Рори.

— Да брось ты, Билл. Будешь еще играть?

— Нет, упаси Боже. Не буду. У меня в кармане осталось только полдюжины орехов, а Джейни их очень любит. Правда, доченька?

Билл Уаггетт отвернулся от стола и посмотрел на свою единственную дочь, которая сидела вместе с прочими женщинами по другую сторону камина и, как и они, резала лоскуты для матраса. В ответ на слова отца Джейни рассмеялась.

— Ох, папа, проиграй уж лучше ему эти орехи, а то он вообще снимет с тебя последнюю рубаху. — Джейни обменялась многозначительным заговорщицким взглядом с Рори, который тоже отвернулся от стола.

— Эй, надо бы укоротить тебе язычок, — пошутил он.

— А ну-ка, попробуй, — со смехом парировала Джейни.

Бабушка Джейни тоже засмеялась, ее морщинистые губы растянулись в улыбку, обнажив беззубый рот.

— Правильно, девочка, так его. Умей поставить себя с самого начала. Я прожила с мужем шестьдесят пять лет, и он ни разу не поднял на меня руку, у него для этого не было ни единого шанса. — Губы ее растянулись еще шире.

Теперь засмеялась и Рут Коннор, но это был тихий, сдавленный смех, соответствовавший ее маленькой, худенькой фигурке и заостренному личику, обрамленному черными волосами, собранными сзади в узел.

Вслед за Рут рассмеялась и ее дочь Нелли. Она уже три года была замужем, и ее звали миссис Берк. Комплекцией Нелли в точности походила на мать, вот только волосы у нее были светлые. А вообще ее внешность можно было охарактеризовать всего одним словом — «неприметная».

Вместе с другими женщинами смеялась и Лиззи О'Дауд, дальняя родственница семейства Конноров, троюродная сестра Пэдди Коннора. Сейчас ей уже исполнился сорок один год, но Лиззи жила у Конноров с того самого времени, как приехала из Ирландии в возрасте семнадцати лет. Смеялась Лиззи громко и как-то необычайно душевно. Полная, с густыми каштановыми волосами и карими глазами, Лиззи О'Дауд внешне резко отличалась от других женщин, сидевших возле камина. Особенно от последней из них — Кэтлин Лири из третьего коттеджа. Смех Кэтлин был едва слышен, возможно потому, что после рождения шестнадцати детей ее тело просто неимоверно устало. И здесь не могло служить утешением ни то, что семеро из детей умерли, ни то, что трое старших уехали в Америку. Все равно дома с ней оставались шестеро детей, младшему из которых исполнилось всего два года.

В разговор вступил Пэдди Коннор, отец Рори:

— Эй, сынок! Давай сыграем.

Пэдди работал сталеваром на верфи Палмера в Джарроу. Последние пятнадцать лет он трудился у доменной печи, поэтому кожа его лица была красной, даже багровой. Он вырастил троих детей, старшему из которых, Рори, исполнилось двадцать три.

Ростом Рори обошел отца. Внешностью он не пошел ни в отца, ни в мать: темно-каштановые волосы, а кожа хоть и грубая, но свежая, глаза карие, более темного оттенка, чем волосы. Даже в грубой рубашке он выглядел симпатичнее остальных мужчин, сидевших за столом.

А вот у Джимми, младшего сына Пэдди Коннора, волосы были светлые, и ниспадали они шелковистыми волнами. Ему можно было дать лет четырнадцать, а на самом деле Джимми исполнилось девятнадцать. И кожа у него была такая же светлая, как волосы, а большие серые глаза казались слишком крупными для его лица. Когда Джимми сидел, то выглядел стройным, но стоило ему встать, как сразу бросались в глаза его кривые ноги, за что его и прозвали «Кривоногий Коннор».

Третьим ребенком Пэдди была Нелли, миссис Берк, которая родилась после Рори.