Розалинда Лейкер - Танцы с королями

Единственной чертой, унаследованной Людовиком XIV от отца, была всепоглощающая страсть к охоте, давшая о себе знать в лесах, окружавших Версаль, когда ему было двенадцать лет. В остальном он вырос совершенно другим человеком, с иными предпочтениями и привязанностями, деля свое время поровну между развлечениями и государственными делами. С охотничьим поместьем Людовика XIV связывали приятные воспоминания о счастливых и беззаботных днях его юности, проведенных в этом особняке и окрестностях. Данное обстоятельство и натолкнуло его на мысль превратить это владение в большой дворец, где можно было бы предаваться развлечениям так же, как и в Париже, в компании фаворитов — блестящих, остроумных придворных, привыкших ловить каждое его слово, и безумно красивых женщин. Именно сюда можно было приглашать супругов в разное время, чтобы они не встретились на относительно небольших по размаху неофициальных празднествах. Это давало королю возможность оставлять очередную фаворитку в Париже и погружаться в водоворот кратковременных удовольствий, лелея иллюзорное чувство свободы и заражая им других в своем любимом поместье в Версале.

Многое о дворе и его нравах стало известно Огюстену в тот раз. Все три дня и три ночи были насыщены богатым чувственным разнообразием, которое возбуждало и подстегивало любопытство юноши и его желание отличиться, показать себя с лучшей стороны; этому способствовало щедрое гостеприимство короля, увлекательная охота и пылкость молодости. Он преуспел и в любовных делах, но старался соблюдать приличия и хранил молчание. Впрочем, так же поступали и другие, и ничто не омрачало гармонию отношений, установившуюся под крышей небольшого особняка и везде, где бы ни устраивались пирушки и балы: ведь в самом охотничьем домике не было достаточно большого зала, способного вместить всех.

Хотя с тех пор Огюстена больше не приглашали на подобные развлечения для избранных (очевидно, потому, что король рассчитался с отцом по своим обязательствам), его интерес к этому месту не угас, и он снова с вожделением мечтал о том времени, когда сможет вновь побывать там и увидеть все происшедшие изменения. По мере того, как он и трое его приятелей приближались к месту проведения праздника, все громче становились звуки музыки, которая приветствовала поток прибывающих гостей. Особняк был обнесен аккуратной оградой. По обе стороны от простиравшейся впереди аллеи, которая вела от ворот к крыльцу, находились площадки полукруглой формы, как бы обнимая каждого входящего; ворота располагались между двумя маленькими павильонами, построенными из такого же красно-коричневого кирпича и желтого камня, как и особняк. Выходивший фасадом на восток, он имел весьма гостеприимный вид, окружая с трех сторон небольшую площадку, вымощенную квадратными плитами из белого и черного мрамора, которая называлась Кур де Марбр.

Огюстен был просто поражен, увидев роскошно украшенный интерьер особняка. Свыше полутора миллионов ливров — целое состояние — было потрачено на перепланировку и переделку всех помещений, а также на разбивку новых парков и садов. Вся ажурная чугунная решетка балкона, проходившего над главным входом и вдоль окон второго этажа, была позолочена — так же, как и другие лепные, резные и литые орнаменты, еще больше усиливавшие впечатление от этого великолепия. Позолота настолько ярко отсвечивала, ослепляя гостей, что казалось, король Франции нарочно решил уподобить внешний вид своей охотничьей резиденции лицу Аполлона, бога Солнца, и похитил у него лучи с тем, чтобы отныне они исходили из его страны.

Танцы в саду были уже в полном разгаре. Веселье царило повсюду. Впрочем, гости вовсе не обязаны были танцевать до упаду. Они могли просто стоять и слушать музыку или же пойти играть в карты. Для проголодавшихся были накрыты столы с разнообразными напитками и яствами. Собственно, сам сад, благодаря умелой планировке, напоминал помещение без крыши, где стены представляли собой аккуратно подстриженные декоративные кустарники. Ветви цветущих деревьев, переплетаясь вверху, образовывали изящные арки, откуда свисали фантастические фигуры. Каждая такая «комната» была увешена гобеленами, а вход в нее задрапирован шелковыми занавесками. Длинная прямоугольная лужайка вела к озеру, ослепительно блестевшему на солнце.

Опустились сумерки, и тогда зажглись тысячи свечей и факелов, образовывая причудливые сочетания отсвета дрожащего пламени и теней различной плотности. И везде танцевали, бегали, ходили и веселились люди, а драгоценности и позолоченные и посеребренные позументы их камзолов и платьев то и дело поблескивали на свету, отчего гости казались похожими на светящихся, летающих насекомых. Атлас, шелк и парча отливали тусклым, ровным блеском, контрастируя с пышными, искрящимися фонтанами. Те, кто участвовал в этом замечательном представлении-маскараде, которое изображало жизнь вымышленного волшебного острова, были одеты в экзотические головные уборы и фантастические костюмы. Почти каждый держал перед собою блестящую маску, такую же, как у Огюстена и его спутников, однако эти маски вовсе не скрывали личности их владельцев, а играли символическую роль. Обменявшись приветствиями со знакомыми и окунувшись в гущу этого огромного людского муравейника, четверо товарищей вскоре разошлись по сторонам и, выбрав себе партнерш, закружились в вихре танца.

Из вежливости Огюстен сначала пригласил любовницу короля. Еще будучи нескладным юношей, не успевшим приобрести придворный лоск, он был представлен Луизе де ла Валер во времена своего первого приезда в Версаль. Фаворитка не запомнила его с той встречи: при дворе было слишком много молодых дворян, чтобы знать их всех в лицо или по именам. Однако она улыбалась и без умолку щебетала, пока они кружились в гавоте. Ее пышная серебристо-зеленая юбка колыхалась, как морские волны. Прическа Луизы ничем не отличалась от причесок других дам: каштановые, отливавшие золотом волосы были разделены ровным пробором пополам и спадали до плеч с обеих сторон бесчисленными мелко завитыми локонами. Один длинный тонкий локон, называвшийся «локоном любви», опускался с правой стороны на грудь и раскачивался в танцевальных па.

— Какой прекрасный вечер, не правда ли? — сказала Луиза. — И в довершение ко всему, скоро появится луна, яркая, как серебряный шар…

Огюстен старался в меру своих способностей поддерживать этот малозначительный великосветский разговор, с удивлением спрашивая себя, знает ли она, что король, ненасытный пожиратель женских сердец, хранил ей верность не больше, чем королеве Марии-Терезе. Луизе де ла Валер явно не следовало переоценивать свое влияние на короля в качестве его фаворитки. У нее были изогнутые брови над большими лазурными глазам, и казалось, что она вся переполнена радостным ожиданием и согласна с любым желанием своего партнера. Нижняя губа ее небольшого и чувственного рта имела посредине соблазнительную ямочку. Трудно было в тот раз определить, чему отдавал предпочтение в своем сердце король — Луизе или же охотничьему поместью, потому что уже тогда этот маленький особняк, украшенный позолотой, привлекал его самое пристальное внимание. Именно в ту пору у Людовика XIV возникла мысль превратить этот домик в огромный дворец, жемчужину своих владений.