Элиза Ожешко - Последняя любовь

— Что это за человек, Стефан! — воскликнул Михал, пыхтя, как паровоз. — Из камня ты сделан или из железа? Посмотрите на него, можно подумать, будто он не перелезал через этот проклятый овраг, — обратился он к остальным.

— Мы проходили обучение в Альпах, — с улыбкой ответил Равицкий.

— Ба! И я там бывал. Так ведь с тех пор сколько лет прошло!

— «En avant, frères!» — отдышавшись, затянул Кароль, и все стали подниматься по усыпанной гравием садовой дорожке в гору.

— А где сын Германии? — спросил Клеменс, заметив отсутствие товарища.

— Наверно, сидит в овраге, слушает, как шумит ручеек, и льет слезы, вспоминая юного Вертера, — рассмеялся Михал.

— Он, верно, пошел дальней, удобной, дорогой, — предположил Стефан. — Немцы предпочитают идти к цели наверняка, выбирая безопасный путь. И потом, он не был, кажется, в Альпах, как мы с тобой, Михал.

— Зато он поет о том крае, «где апельсины зреют», — сказал Клеменс.

— И где произрастает картошка! — засмеялся Кароль, прерывая пение.

Так, переговариваясь и смеясь, они скрылись в тенистой аллее парка.

Такие дома, как в Н., еще совсем недавно часто встречались в Литве; добротный, без претензии на роскошь, он свидетельствовал о достатке, изяществе и комфорте. Стены его, потемневшие снаружи, внутри были ослепительно белые, а в парадных комнатах обтянуты штофом. Мебель не изысканная, но красивая и удобная, пол устлан коврами, в настежь открытые окна со двора и из сада заглядывали вьющиеся растения, кусты жасмина, сирень и розы. По убранству этого тихого и уютного дома можно было судить о просвещенном уме его владельца. Равицкий занимал в доме две комнаты с окнами в сад; его окружала буйная зелень, и сюда доносился шум Немана.

Не прошло и часа после переправы через овраг, как инженеры сидели за столом. Звенели тарелки и бокалы, шел оживленный разговор.

— Помнишь, Стефан, — весело говорил Михаил, — le bon vieux temps [113] Прекрасное было время (фр.). в Париже? Мы были там почти год. Мне очень не хотелось уезжать оттуда, и я никак не мог понять, почему ты не остался там, когда тебе предложили такую почетную должность.

— Я хотел вернуться сюда, — коротко ответил Стефан.

— А я, признаться, хотя не слишком люблю Францию, остался бы. Быть профессором в одном из научных центров Франции и лестно, и для дальнейшей карьеры выгодно.

— У меня на это иной взгляд, — последовал короткий ответ.

Видно, Равицкий был не из тех, кто любит распространяться о себе, а может, он был не в настроении.

— О, Париж, Париж! О, Эльдорадо! — вздохнул Кароль.

— Ой, monsieur Charles, я бы тебя вообще не пустил в Париж, — сказал Михал.

— Это почему же? — поинтересовался молодой человек.

— У тебя, юноша, в глазах — огонь, а для таких Париж — это скала, о которую разбивается будущность. Ох, молодость, молодость, — прибавил он.

— Оставь, Михал, молодость в покое, — отозвался Стефан. — Я люблю молодость, у нее всегда смех и песня на устах.

— Что-то ты слишком горячо защищаешь молодость, Стефан, — не сдавался Михал. — Видно, ты сам еще молод, впрочем, ты доказал это нам сегодня, когда преодолевал овраг.

— Мы-то с тобой, друг мой, хорошо знаем, сколько нам лет, — шутливо сказал Равицкий.

— Может, у тебя есть эликсир вечной молодости?

— Да, есть у меня такой эликсир, — ответил Равицкий. — Но, знаешь, я, пожалуй, избавился бы от него. Как вы считаете, господа, — обратился он ко всем, — может молодое сердце быть помехой для пожилого человека? — И он, против своего обыкновения, засмеялся громко и весело, но внимательное ухо уловило бы в его смехе тоскливую ноту.

Он задумался над своими словами, нахмурил брови, у рта залегли суровые морщинки. Но это длилось недолго. Вспомнив о своих обязанностях хозяина, он слегка провел рукой по лбу, словно отгоняя гнетущие мысли, и, подняв бокал, сказал:

— Господа, пью за успех будущей железной дороги!

— За успех дела рук наших! — закричал Кароль.

— Молодой человек, что вы сказали? — возразил Ми-хал. — Разве мы будем сами укладывать рельсы и делать насыпь? Разве это дело наших рук?

— Тогда выпьем за успех дела наших умов! — поправил Клеменс.

— Ja! Ja! Наших умов и наших денег, — закричал Генрих; у него карманы были набиты акциями железнодорожной компании.

— Немец, как без воздуха, не может жить без спекуляции, — шепнул Каролю Клеменс.

— Деньги — вещь бесполезная без ума и труда, то есть без головы и рук и, добавлю, без сердца, хотя люди считают, что можно прекрасно обойтись и без этого, — произнес Стефан.

— Я согласен с нашим уважаемым коллегой, — вскричал Михал, вставая со стула, — и пользуюсь случаем, чтобы воздать должное благородству, справедливости, неутомимости и возвышенности идей, — всему, что воплотил в себе наш друг и руководитель. — И, подняв бокал, он воскликнул: — За здоровье пана Стефана Равицкого, лучшего из друзей, гордость и славу нашего, как сказал бы какой-нибудь аристократ, ремесла.

Стефан сердечно поблагодарил, пожал протянутые руки, а когда все уселись на свои места, произнес ответную речь:

— Господа, если я и обладаю частицей тех достоинств, которые приписал мне наш дорогой коллега, я не могу считать их только своей заслугой и тем более не могу кичиться ими. Пан Михал говорил о товариществе, но разве трудно быть другом таких людей, как вы, идти одной дорогой с таким соратником, как он? А дорога эта прекрасна и начертана нашей профессией. «Ремесло!» — презрительно говорят аристократы. Пусть так, но оно благородней, чем ремесло прихлебателя, игрока или барышника. Как вам известно, господа, наше ремесло старо как мир и всегда достойно помогало человечеству преодолевать затруднения и несчастья, оно дает человеку оружие для борьбы с силами природы, осуществляет его замыслы, воплощает его мысль. Вспомним, друзья, что славные памятники труда и мысли человеческой, называемые чудом, это дело рук инженеров. Кто, как не инженеры, обуздывает воду, когда она выходит из берегов и уничтожает труд миллионов? Кто передвигает горы, создает моря, перекраивает материки? Кто построил знаменитые водопроводы, которые напитали влагой поля, высушенные раскаленным солнцем, — их следы и поныне сохранились в Сирии и Персии? Кто в непроходимых местах проложил дороги для римлян и их потомков? Кто возвел стены вавилонские, построил пирамиды, создал Меридово озеро, воздвиг морской маяк на Родосе? Кто построил корабли, бороздящие океан, перебросил мосты через пропасти, реки и моря? Кто пробил горы, проложил пути под водами и городами? Инженеры, господа, и никто другой! А делом чьих рук является телеграф, что вскоре свяжет оба полушария, опояшет земной шар стальной сетью проводов, сократит расстояния, поможет мысли человека безопасно и быстро циркулировать по свету? Кто тысячелетия назад соединил моря там, где ныне благородный Лессепс вновь прорывает каналы, строит города и вопреки мертвящей силе пустыни сажает сады? Ибо есть неоспоримые доказательства, что в давние времена моря сообщались между собой! Всюду и всегда это работа инженера.