К. Харрис - Когда рыдают девы

– Говорят, нет ничего необычного в том, что солдатам по возвращении домой снятся поля сражений.

Проницательные серые глаза сузились от мыслей, о которых можно было только догадываться.

– Так вот что тебе видится во сне? Война?

Себастьян замялся.

– Главным образом.

Этой ночью его действительно согнали с постели отзвуки канонады, жалобное ржание раненых коней и отчаянные стоны умирающих солдат. И все же Девлина порою преследовали не те ужасы, которые доводилось видеть, и даже не еще более страшные вещи, которые доводилось делать, а образ некоей голубоглазой, темноволосой актрисы по имени Кэт Болейн. По отношению к женщине, взятой виконтом в жены, такие сны были, по сути, изменой, хоть и невольной, и это беспокоило Себастьяна. Но единственный надежный способ для человека властвовать над своими ночными видениями – не спать.

В комнате стало еще светлее.

– В такую жару всем тяжело уснуть, – обронила Геро.

Девлин отвел спутанные волосы с ее влажного лба.

– Может, поедешь со мной в Гемпшир? Нам обоим будет полезно несколько недель отдохнуть от городского шума и пыли.

Виконт с начала лета собирался посетить свое имение, однако события последних месяцев сделали его отъезд из Лондона невозможным. Но и дальше пренебрегать обязанностями хозяина поместья было нельзя.

Наблюдая за колеблющейся женой, Себастьян в точности угадывал ее мысли: в провинции, оставшись наедине, они почти все время будут проводить вдвоем. В конце концов, именно по этой причине молодожены традиционно уезжают на медовый месяц – чтобы лучше узнать друг друга. Но в их несколькодневном браке мало что можно было назвать традиционным.

Виконт ожидал, что Геро откажется. Но тут странная, кривоватая улыбка коснулась ее губ, и леди Девлин немало удивила супруга, сказав:

– Почему бы и нет?

Себастьян провел взглядом по гладким щекам, твердой линии подбородка, опущенным полукружиям ресниц, скрывающим от него выражение глаз жены. Геро во многом оставалась для него загадкой. Девлину была известна впечатляющая глубина ее ума, сила ее чувства справедливости, неожиданная страстность, пробуждавшаяся от его прикосновений. Но он почти ничего не знал о жизни Геро до того, как их пути пересеклись, не знал, какой она была в детстве, какие обстоятельства и события превратили ее в женщину, которая без колебаний и сожалений разрядит пистолет в лицо грабителя.

– Можем отправиться за город прямо сегодня, – предложил виконт.

Жена покачала головой:

– Нынче утром я встречаюсь в Трент-Плейс с Габриель Теннисон. Она советовалась с сэром Стэнли по поводу раскопок в некоей части его владений под названием Кэмлит-Моут и обещала показать мне, что они обнаружили.

Девлин поймал себя на улыбке. Главной страстью его супруги всегда являлась здравомыслящая, логическая приверженность делу реформирования множества жестоких и несправедливых законов, которые препятствовали развитию и позорили британское общество. Но в последнее время Геро также живо заинтересовалась сохранением исчезающего наследия славного прошлого Англии.

– Нашли что-то интересное? – полюбопытствовал он.

– Когда допускаешь, что «Кэмлит» – это искаженное «Камелот», любая находка интригует.

Себастьян провел костяшками пальцев вдоль ее щеки и улыбнулся, видя, как жена в такую жару поежилась.

– Насколько мне помнится «Смерть Артура», сэр Томас Мэлори [1] Сэр Томас Мэлори (ок. 1405—1471) — английский писатель, автор «Книги о короле Артуре и о его доблестных рыцарях Круглого стола». Она состоит из восьми романов и представляет собой исчерпывающий свод артуровской легенды. В 1485 году английский первопечатник Уильям Кэкстон издал книгу Мэлори под названием «Смерть Артура». определил, что Камелот – это нынешний Винчестер.

Геро удержала запястье мужа, пресекая ласку.

– По мнению Габриель, Мэлори ошибался.

С улицы донесся аромат свежеиспеченного хлеба и звонкий голосок мальчишки-разносчика: «Горячие булочки!».

– Тогда завтра?

Теперь спальню заливали потоки золотого утреннего света. Плотнее укутываясь в простыню, Геро отступила из кольца Себастьяновых рук, словно уже жалела о данном согласии.

– Хорошо. Завтра.

Но не прошло и часа, как в особняк виконта явился констебль с Боу-стрит с известием, что мисс Габриель Теннисон найдена возле Кэмлит-Моут мертвой.

Убитой.

Невысокий, лысоватый мужчина средних лет с серьезным видом стоял у основания древнего земляного вала, сцепив руки за спиной и уткнувши подбородок в складки скромно повязанного галстука. Рядом, вытащенный на берег рва, лежал потрепанный ялик. Сейчас лодка была пуста, но вдоль верхней кромки борта по-прежнему четко виднелась кровавая полоса.

Сэр Генри Лавджой, самый новоназначенный из трех постоянных магистратов Боу-стрит, поймал себя на пристальном разглядывании этого красноречивого багрового мазка. На место убийства, находившееся приблизительно в десяти милях к северу от Лондона, магистрата вызвал местный судья, который был только рад спихнуть расследование столичному полицейскому управлению.

Лавджой длинно, встревожено выдохнул. Большинство убийств на улицах Лондона были незамысловатыми: то подвыпивший матрос вытрясет душу из своей горемычной жены, то приятели разругаются, играя в кости или покупая лошадь, то из зловонного закоулка на какого-нибудь неосмотрительного прохожего нападет грабитель. Но обнаружить убитую молодую женщину благородного происхождения в лодке, плавающей по заброшенному рву в каком-то захолустье, было вовсе не обыденным делом.

Мисс Габриэль Теннисон исполнилось всего двадцать восемь лет. Дочь прославленного ученого, она уверенно создавала себе репутацию авторитетного знатока древностей – бесспорно редкое достижение для представительницы ее пола. Девушка жила с братом, известным и уважаемым адвокатом, в Адельфи-Билдингс, в красивом доме с видом на Темзу. Известие об убийстве леди всколыхнет в городе беспрецедентную панику, когда дамы начнут опасаться выходить из дома, а разгневанные мужья и отцы потребуют от Боу-стрит немедленно сделать что-нибудь.

Сложность состояла в том, что у сэра Генри не было ни единой зацепки. Вообще ни одной.

Магистрат поднял глаза на констеблей, двигавшихся в ряд вдоль края рва. Грубые сапоги взмучивали темную воду с приглушенным чавкающим хлюпаньем, которое, казалось, повторяется эхом в необычайной тишине. Лавджой никогда не считал, что обладает чересчур живым воображением – даже наоборот. Но нельзя отрицать, что от этого места у него волосы на затылке шевелились. Может, причиной тому был причудливый свет, который, пробившись сквозь листву густой поросли грабов и буков, заливал все вокруг неестественным зеленоватым отблеском. А может, проявилась неминуемая реакция отца при виде мертвой юной красавицы – зрелища, которое напомнило о днях почти невыносимого горя в жизни самого сэра Генри.