К. Харрис - Что остается от небес

ТАНФИЛД-ХИЛЛ, ВТОРНИК, 7 ИЮЛЯ 1812 ГОДА

Его преподобие Малькольм Эрншоу, издавая неприличное пыхтение, свернул с главной деревенской улицы и поспешно пересек заросший высокой травой церковный двор. Это был толстенький коротышка, немолодой, с жиденькими седеющими волосами и негнущимися коленками. Подняв глаза на колокольню, темневшую на фоне еще светлого вечернего неба, священник еле сдержал стон.

– Что я наделал? Что я наделал? – повторял он, словно припев какого-то псалма. Не следовало так засиживаться возле дряхлой миссис Каммингс. Да, старушка умирала, но он сделал все, чтобы облегчить ее кончину, а заставлять епископа Лондонского ждать не годится, особенно, если ты – ничтожный деревенский пастор, который обязан получением прихода семье вышеозначенного епископа.

Разгоряченный и задыхающийся от спешки, преподобный добрался до посыпанной гравием площадки перед храмом. Шаги замедлились, мелкие камушки захрустели под кожаными подошвами ботинок.

– Боже правый, – прошептал, отвешивая челюсть, Эрншоу при виде кареты и дремавшего на козлах кучера. – Его преосвященство уже здесь.

С трудом сглотнув, пастор обвел ищущим взглядом церковный двор. Несмотря на сгущающиеся сумерки, кучи битого камня и трухлых балок, оставшиеся от покойницкой, некогда расположенной у северной стены церкви, были четко видны. А вот епископа Прескотта в поле зрения не наблюдалось.

Священник заколебался: порыв ринуться вперед боролся с малодушным желанием нырнуть в ризницу за фонарем. С болезненно колотящимся сердцем Эрншоу продвинулся к зияющему отверстию. Сегодня днем рабочие случайно проломили тонкую кирпичную стенку. За ней скрывалась заброшенная лестница с истертыми каменными ступенями, которые вели в древнюю крипту – даже более древнюю, чем освященный веками неф нормандских времен над нею.

До Малькольма Эрншоу, десять лет служившего в церкви Святой Маргариты, доходили смутные слухи о подземном склепе, замурованном десятилетия тому по соображениям общественного здоровья. Но ничто из ранее слышанного не могло подготовить его к столь ужасной находке.

Вытащив из кармана платок, священник прикрыл льняной тканью рот и ноздри, поскольку зловоние крипты уже достигло его обоняния. Он подошел достаточно близко, чтобы видеть свет фонаря, заливающий поднимавшиеся из склепа ступени. Его преосвященство и впрямь не медлил.

И снова Эрншоу заколебался, но на сей раз не по причине нерешительности, а из-за отвращения к скрытому под землей ужасу. Разумеется, Святое Писание учит: «…ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными». Да и в книге пророка Иезекииля обещано, что Господь вырастит на костях мертвых плоть и введет в них дух. Преподобный отец это хорошо помнил. Но все равно обнаружил, что дрожит от необходимости еще раз столкнуться со зрелищем, которое превосходило страшнейшие картины дантового ада.

Ухватившись за ржавые перила, идущие по одну сторону ступеней, пастор заковылял вниз по сумрачной лестнице к мерцающему светильнику.

– Смиреннейше прошу вашего прощения, епископ Прескотт, – начал он, и подземелье эхом вторило робкому голосу. – Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?

Вокруг священника сомкнулось гнетущее безмолвие. Перед его взором призрачными фалангами смерти тянулись ниши подземелья, построенные из грубого камня, покрытого известковым раствором, с низким сводчатым потолком, который поддерживали древние колонны. Почти каждая ниша была забита гробами, поставленными один на другой по пять-шесть штук. Сквозь рассохшиеся перекошенные доски то тут, то там виднелись почерневшие остатки ветхих одеяний, глянцево поблескивали то череп, то берцовая кость.

Однако такие чистые свидетельства времени попадались нечасто. Результат влияния сухого воздуха и высокой концентрации извести на тела умерших – вот что на самом деле приводило викария в ужас и заставляло крепче цепляться за перила. Слишком часто из порушенной домовины высовывалась еще узнаваемо человеческая конечность или кошмарного вида лицо, темное и сморщенное, как у мумии, привезенной из Египта.

– Ваше преосвященство, – еще раз позвал Эрншоу дрожащим голосом. Обманувшись светом лампы, он, очевидно, ошибся, направившись вначале сюда. Должно быть, епископ просто оставил фонарь в крипте и вернулся дожидаться в ризницу.

Раздавленный допущенной промашкой, священник уже поворачивал обратно на лестницу, когда его взгляд упал в дальний конец склепа. Возле крайней спиральной колонны лицом вниз лежал человек. Только это не был давний, полуразложившийся труп, выпавший из рассыпавшегося гроба.

– Епископ Прескотт, – охнул Эрншоу, узнав высокую, худощавую фигуру, приметную фиолетовую сутану, седые, непривычно длинные волосы.

Спотыкаясь, его преподобие приблизился к епископу, который лежал, слегка повернув голову набок, широко и невидяще раскрыв светло-серые глаза. Из-под спутавшихся волос из пробитого черепа вытекала темная струйка крови, медленно расплываясь пятном на древнем каменном полу.

ЛОНДОН, РАННЕЕ УТРО СРЕДЫ, 8 ИЮЛЯ 1812 ГОДА

Круглый зал в Карлтон-хаусе являлся святая святых, предназначенной для наиболее приближенных друзей Его Королевского Высочества Георга, принца-регента. Здесь, среди сияния хрустальных люстр и великолепия драпировок из голубого шелка, имитировавших римскую палатку, обладатели привилегии на вход собирались поздней ночью, чтобы выпить вина, послушать музыку и насладиться всеми преимуществами пребывания в фаворе у правителя.

Однако сегодня принц находился в скверном расположении духа и раздраженно выпячивал по-женски полную нижнюю губу.

– Я слышал, епископ Лондонский собирается выступить в этот четверг перед Палатой лордов с речью, обращенной против рабства, – регент щелкнул пальцами, чтобы подали очередную бутылку.