Джуди Кэролайн - Ральф де Брикассар

— Это единственный стиль, который тебе идет. Лицо у тебя очень маленькое, и ты должна добавлять высоты, хотя бы зрительным эффектом стиля помпадур, — сказала тетя Тримбал, которая умела провозглашать общие слова как абсолютную истину и при этом не терпела никаких возражений.

Вирджиния рискнула однажды опустить волосы на лоб и распустить локоны над ушами, как всегда носила Корнелия. Но это произвело на тетю Тримбал такой непередаваемый эффект, что девушка больше не осмеливалась менять прическу. И было еще очень много вещей, которые Вирджиния не осмеливалась делать.

Всю свою жизнь она чего-то боялась и сейчас думала об этом с горечью. Вирджиния помнила, как ужасно боялась большого черного медведя, жившего, как сказала ей кузина Мелисандра, в шкафу под лестницей, хотя она до сих пор не знает, жил ли он там на самом деле.

«Я всегда буду бояться, я знаю это, мне не преодолеть страх. Я не представляю, как можно жить, не боясь чего-то».

Она боялась недовольства матери, боялась обидеть дядю Роберта, боялась презрительных взглядов тети Тримбал, уничижительных насмешек тети Патриции, осуждения дядей Джефсоном, боялась оскорбить мнение всего клана и их предрассудков, боялась не соблюсти приличия, боялась сказать то, что она действительно думала, боялась бедности и старости. Страх, страх, страх! Вирджиния не могла избавиться от него. Страх связывал ее и душил, как стальная змея. И только в своем Голубом Замке девушка могла хотя бы временно расслабиться. Но в это утро Вирджиния не могла поверить, что у нее был этот Голубой Замок. Она никогда не смогла найти его снова. 29 лет, незамужняя, нежеланная, что оставалось ей делать со сказочными видениями Голубого Замка? Она должна выбросить эту детскую глупость из головы навсегда и обратиться лицом к реальности.

Вирджиния отвернулась от недружелюбного к ней зеркала и посмотрела в окно. Уродство окружающего пейзажа добавляло ей лишнюю боль: разваливавшийся забор, покосившееся старое здание магазина на соседнем участке, обклеенное грубыми, вульгарно раскрашенными объявлениями, отвратительная железнодорожная станция за ним с грязными, мерзкими бродягами, которые уже даже в этот ранний час вышли на промысел и теперь шныряли вокруг в поисках добычи. В струях проливного дождя все казалось еще хуже, чем обычно, особенно дурацкое объявление: «Сохраняйте фигуру школьницы». Вирджиния сохранила фигуру школьницы. Ну и что? Все это глупости. Нигде вокруг не наблюдалось даже проблеска красоты.

«Совсем, как в моей жизни», — с отчаянием подумала Вирджиния. Она еще немного постояла возле окна, и ее короткая горечь прошла. Она снова воспринимала вещи, какими они были, какими она принимала их обычно. Девушка была одной из тех, чья жизнь проходила мимо. И ничто не могло изменить этого.

В таком настроении Вирджиния спустилась к завтраку.

Весь завтрак прошел как обычно. Овсяная каша, к которой Вирджиния испытывала отвращение, чай с гренками и ложка повидла. Миссис Джексон считала, что две ложки повидла — это большая роскошь, но это не имело для Вирджинии никакого значения, потому что она ненавидела и повидло. Холодная, мрачная маленькая столовая была холодней и мрачней, чем обычно. Дождь потоком лил за окном, заключая Джексонов в гнусные, отвратительные позолоченные рамки, немного шире тех, в которые была оформлена картина, сверкающая со стены былой славой. И все-таки кузина Мелисандра поздравила Вирджинию с днем рождения, пожелав ей много счастья.

— Сиди спокойно, Вурж, — вот все, что сказала ей мать.

Вирджиния сидела прямо. Она разговаривала с кузиной Мелисандрой и матерью о вещах, о которых они всегда разговаривали. Девушка и не помышляла поговорить о чем-то другом. Она знала последствия. Поэтому никогда не меняла тему разговора.

Миссис Джексон ругала провидение за дождливый день, помешавший им отправиться на пикник, поэтому она поглощала завтрак в мрачном молчании, за что Вирджиния была ей очень благодарна. А кузина Мелисандра бесконечно хныкала, как обычно жалуясь на все: на погоду, на то, что протекает крыша в кладовке, а цены на овсянку и масло растут (Вирджиния неожиданно почувствовала, что намазала на хлеб слишком толстый слой масла), на эпидемию свинки в Хайворте.

— Вурж непременно подхватит ее, — предсказала Мелисандра.

— Вурж не нужно ходить по тем местам, где можно подхватить свинку, — кратко отрубила миссис Джексон.

У Вирджинии никогда не было свинки, ветрянки или кори, или чего-то другого, что могло бы быть. Ничего, кроме ужасной простуды каждую зиму. Эти простуды Вирджинии тоже соответствовали семейным традициям, и ничто не могло спасти девушку от них, несмотря на героические усилия миссис Джексон и кузины Мелисандры. Одну зиму они держали девушку дома с ноября по май в теплой гостиной. Ей не позволяли выйти даже в церковь. А Вирджиния простужалась и простужалась раз за разом, что привело к бронхиту в июне.

— Никто в моей семье так не страдал простудой, — сказала миссис Джексон, намекая на то, что эта тенденция идет по линии Джексонов.

— Джексоны редко простывали, — обиженно заявляла кузина Мелисандра. Она была из клана Джексонов.

— Я считаю, — говорила миссис Джексон, — что если человек твердо настроился не заболеть, он никогда не заболеет.

Вот такие проблемы, во всем виновата сама Вирджиния.

Но в это утро тайное недовольство Вирджинии вызывало даже не это уже привычное брюзжание матери, а то, что ее называли «Вурж». Девушку называли так уже двадцать девять лет, но сегодня она неожиданно почувствовала, что не хочет, чтобы ее так называли и дальше. Ее полное имя было Вирджиния Джейн. Вирджиния Джейн — это тоже было ужасно, но девушке нравилось просто — Вирджиния. Ей говорили, что это имя для нее выбрал сам Эван Коутс, ее дед по линии матери. Отец ребенка добавил к нему «Джейн», и вся эта сложная конструкция в конце концов превратилась в прозвище «Вурж». С самого детства она не помнила, чтобы кто-то, кроме посторонних, называл ее Вирджинией.

— Мама, — кротко попросила именинница, — не могли бы вы называть меня все-таки Вирджинией? Вурж кажется мне слишком… мне не нравится это имя.

Миссис Джексон с изумлением посмотрела на дочь. Она носила очки с невероятно сильными линзами, поэтому ее лицо имело такое выражение, как будто она уже заранее ни с чем не согласна. Хотя дело было не только в выражении лица. Вот и сейчас она недовольно спросила:

— А что плохого в «Вурж»?

— Оно… мне кажется слишком детским, — Вирджиния решила держаться до конца.

— И всего-то? — насмешливо улыбнулась миссис Джексон, урожденная Коутс, а Вирджиния с детства знала, что улыбка Коутсов тоже была не из приятных. — В таком случае это имя особенно подходит тебе. Ты еще во всех отношениях недостаточно взрослая, мое дорогое сокровище.