Анн Голон - Анжелика. Мученик Нотр-Дама

На этом собрании нищих и бродяг мужчин было гораздо больше, чем женщин, и, однако же, сюда явились далеко не все. Как ни просторно было кладбище Невинных, оно не смогло бы вместить всех обездоленных и парий столицы.

Внезапно подручные Великого Кесаря ударами кнута разогнали толпу и проложили в ней проход до той могилы, на которой сидела Анжелика. Увидев направлявшихся к ней небритых, грязных мужчин, она поняла, кого они ищут. Во главе их шагал Паленый.

— Король спрашивает, кто эта женщина, — воскликнул он, показывая на Анжелику.

Родогон обнял подругу за талию.

— Не двигайся, — прошептал он, — сейчас все уладим.

Прижимая ее к себе, цыган потащил молодую женщину к «трону». Он высокомерно и в то же время подозрительно поглядывал на толпу, словно опасаясь появления врага, который отнимет у него добычу.

На Египтянине были сапоги, сшитые из прекрасной кожи, и безупречный широкий новый плащ. Анжелика машинально отметила эти детали. Этот мужчина не пугал ее. Он привык властвовать и бороться. И Анжелика покорилась ему, как побежденная женщина, не способная существовать без господина.

Представ перед Великим Кесарем, Родогон склонил голову, сплюнул и произнес:

— Я, египетский герцог, беру ее себе в маркизы.

И широким жестом бросил в таз кошелек.

— Нет! — спокойно и твердо произнес чей-то голос.

Родогон резко обернулся:

— Весельчак!

В нескольких шагах от них в луче лунного света стоял тот самый ухмыляющийся оборванец с фиолетовым пятном на щеке, которого Анжелика уже дважды встречала на своем пути. Он был такого же высокого роста, как и Родогон, но шире в плечах. Сквозь прорехи в одежде виднелись мускулистые руки и волосатая грудь. Слегка расставив ноги и заложив большие пальцы рук за пояс, он нагло смотрел на Египтянина. Его атлетически сложенное тело казалось моложе отвратительного лица, прятавшегося в массе седых волос. Единственный глаз сверкал сквозь упавшие на лицо космы. Другой глаз был прикрыт черной повязкой.

Луна заливала его ярким светом, а позади поблескивал снег на крыше оссуария.

«О Господи! Какое ужасное место! — подумала Анжелика. — Настоящий кошмар!»

Она прижалась к Родогону, который принялся осыпать своего невозмутимого противника отборнейшей бранью:

— Собака! Сукин сын! Похотливый дьявол! Падаль! Это плохо кончится… Нам двоим тут слишком тесно…

— Заткнись, — ответил Весельчак.

Потом он шагнул к Великому Кесарю, сплюнул, что считалось обычным знаком уважения, и в свою очередь бросил в медный таз кошелек, толще, чем кошелек Родогона.

Убогий урод, сидевший на коленях слабоумного, затрясся от смеха.

— Мне чертовски охота выставить эту красотку на торги! — крикнул он хриплым, скрипучим голосом. — Разденьте ее, и пусть мужики поглядят на товар! Пока дело идет к тому, что ее заберет Весельчак. Твоя очередь, Родогон!

Свора нищих и бандитов взвыла от восторга. К Анжелике потянулись безобразные лапы. Египтянин заслонил ее и выхватил кинжал. Тут Весельчак наклонился и запустил в соперника каким-то круглым белым предметом, который ударил Египтянина по запястью.

Когда шар отскочил и покатился по земле, Анжелика с ужасом увидела, что это череп.

Египтянин выронил кинжал, а Весельчак тут же схватил противника за пояс. Оба бандита сжали друг друга с такой силой, что послышался хруст костей. Они свалились на землю и стали кататься по грязи.

Это послужило сигналом к началу жестокого побоища. Пять или шесть соперничающих парижских банд накинулись друг на друга. У кого были при себе шпаги или кинжалы, наудачу размахивали ими, полилась кровь. Другие, подражая Весельчаку, хватали черепа и запускали ими во врага.

Анжелика, оказавшись в гуще свалки, попыталась было сбежать. Но крепкие руки схватили ее и поволокли к кафедре. Теперь ее надежно держала свита Великого Кесаря, который бесстрастно следил за битвой, подкручивая ус.

Паленый схватил медный таз и прикрывался им.

Дурак Бавотан и Великий евнух мрачно пересмеивались. Тибо Музыкант вертел ручку шарманки и распевал во все горло.

Старухи-нищенки толкали друг друга, топали ногами и вопили, как гарпии.

Анжелика увидела, как старый калека с одной ногой остервенело колотит костылем по голове Жанена Деревянный Зад, словно пытается всадить ему в макушку гвозди. Вдруг чья-то рапира проткнула ему живот и калека всей тяжестью рухнул на Жанена.

Баркароль с девками из гарема Великого Кесаря забрались повыше на крышу оссуария, хватали имеющиеся там во множестве боеприпасы — черепа — и швыряли их в гущу битвы. Теперь к диким крикам, завываниям и стонам присоединились и гневные вопли жителей близлежащих улиц, Стальной и Бельевой, которые, высовываясь из окон над этим бурлящим ведьмовским котлом, взывали к Деве Марии и к стражникам.

Луна медленно клонилась к горизонту.

Родогон и Весельчак грызлись, как бешеные псы. Удары следовали один за другим. Они оба были одинаково сильны. Внезапно у всех вырвался крик изумления.

Египтянин исчез, как по волшебству. Нищих охватил панический ужас перед чудесным исчезновением, хоть большинство из них и были самыми отъявленными безбожниками. Но тут все услышали, как Родогон зовет на помощь. Ударом кулака Весельчак отправил его в одну из огромных братских могил. Египтянин пришел в себя среди трупов и теперь умолял вытащить его.

Те, кто стоял ближе к яме, зашлись в гомерическом смехе, а вслед за ними расхохотались и остальные. Ремесленники и рабочие с соседних улиц, холодея от ужаса, слушали дьявольский хохот, сменивший шум жестокой потасовки. Женщины у окон осеняли себя крестом.

Вдруг церковный колокол серебряным голосом стал вызванивать к заутрене. Сброд на кладбище ответил залпом ругательств и проклятий, а в это время в предрассветном сумраке начали переговариваться между собой и другие колокола. Наступила пора нищим убираться восвояси. Подобно совам и демонам, что бегут от дневного света, они потянулись с кладбища Невинных через проломы в ограде.

И вот посреди грязи и смрада, в бледно-розовом свете зари, словно подкрашенном каплями крови, перед Анжеликой, смеясь, вырос Весельчак.

— Она твоя, — произнес Великий Кесарь.

Анжелика рванулась и снова помчалась к ограде. Но те же сильные руки вновь схватили ее. Тряпичный кляп душил ее. Она еще какое-то время отбивалась, но потом потеряла сознание.

— Ничего не бойся, — сказал Весельчак. Он сидел перед ней на табурете, положив огромные руки на колени. Пламя свечи, стоявшей на полу в красивом серебряном подсвечнике, спорило с робким дневным светом.

Анжелика пошевелилась и поняла, что лежит на какой-то убогой постели, устроенной из множества плащей всевозможных цветов и самых разных тканей. Тут была и роскошная бархатная накидка, расшитая золотом — такие носят молодые дворяне, когда отправляются бренчать на гитаре под окном возлюбленной; и плащи из грубой бумазеи, удобная одежда для путешественников или торговцев…