Карен Робардс - Скандально известная

Габби едва сдержала удивление. Ей казалось, что это для всех осталось тайной.

– Говорите. – На сей раз это была не просьба, а приказ.

Какое-то мгновение Габби колебалась. Она не могла говорить о случившемся, просто не могла. Этого не знал никто. Ни сестры, ни Туиндл, ни Джим. Все эти годы она хранила события той ночи в тайне, и они являлись ей в кошмарах. Правда, с годами кошмары становились менее частыми и наконец почти прекратились. Сегодняшний стал первым после смерти отца. И, конечно, был вызван ее встречей с Трентом.

И тут она поняла, что есть человек, которому можно довериться. Не родственник, обремененный семейными отношениями, не сестры, которых эта история может только испугать и расстроить. А Габби так хотелось разделить эту тяжесть с надежным человеком.

Она могла поделиться с ним своим бременем без всяких последствий. Как будто разговаривая с самой собой.

– Он… я… мой отец… мне было двенадцать лет, – запинаясь, начала Габби, не поднимая на него глаз. – Мой отец устраивал… приемы. Знаете, в последние годы он был прикован к креслу и редко покидал Го-торн-Холл. К нему приезжали его друзья. Это была беспутная публика: знатные люди и их любовницы. Они пили, играли в азартные игры и… ну, я думаю, можно не говорить, что происходило потом.

– Догадываюсь, – сухо ответил Уикхэм.

– Так вот, однажды вечером отцу не повезло. Он проиграл весь доход от поместья. Думаю, проиграл бы и само поместье, если бы оно не было майоратом. В пятом часу утра пришел слуга, разбудил меня и сказал, что меня срочно хочет видеть отец. Я даже не успела одеться, просто накинула на ночную рубашку халат и побежала со всех ног, решив, что отец при смерти. Он был в своих покоях на третьем этаже; в то время отец уже редко спускался вниз. Ничего страшного с отцом не произошло. Он сидел за столом с Трентом и играл в карты. И только через несколько минут до меня дошло, что на кону стою я сама.

С губ Уикхэма сорвался какой-то нечленораздельный звук, и его объятия стали крепче. Габби тяжело вздохнула и продолжила рассказ:

– Было видно, что отец проигрался дотла. Перед Трентом лежала куча денег и расписок. Несколько минут они не обращали на меня внимания. Потом отец кивком подозвал меня и повернул лицом к Тренту. «Годится?» – спросил он. Я была слишком мала, чтобы понимать происходящее, но взгляд Трента меня смутил. Я слегка испугалась, но тут отец напугал меня еще сильнее. Я стояла, не понимая, что происходит. Наконец Трент кивнул. Отец что-то написал на листе бумаги, злорадно сказал: «Двадцать тысяч фунтов против одной маленькой девственницы» – и бросил записку Тренту.

Они сыграли, и отец проиграл. А потом он уехал. Колеса его инвалидного кресла страшно скрипели…

Габби закрыла глаза. События той давней ночи ожили с новой силой.

– Мне до сих пор слышится скрежет ключа в замке. Я оказалась запертой, наедине с Трентом…

Уикхэм что-то едва слышно пробормотал. Габби сделала паузу, пытаясь совладать с голосом… и не смогла продолжить рассказ.

Под ее ухом гулко билось сильное мужское сердце. Слава богу, что она сохранила способность дышать.

– Ублюдок пытался вас изнасиловать. – Это не было вопросом. Голос Уикхэма звучал хрипло.

Габби почувствовала, что его пальцы сжались в кулаки и стиснули ткань ночной рубашки.

– Он велел мне раздеться, – срывающимся голосом продолжила Габби. – Он не сомневался в том, что я послушаюсь. Когда я отказалась, он схватил меня. Я вырвалась и бросилась к двери, но он ударил меня тростью – той самой, с которой ходит сейчас, – и сбил с ног. А потом бил снова и снова. Я сумела вырваться во второй раз и поднялась с пола. Когда он погнался за мной, я… выпрыгнула в окно. До земли было далеко. Я почувствовала… помню, была чудесная звездная ночь, очень теплая для сентября. На мгновение я почувствовала, что лечу, а потом упала на каменную террасу. Я потеряла сознание и сломала ногу. Потом… когда я очнулась, мне было очень больно и страшно. Слишком страшно, чтобы звать на помощь, но в конце концов я это сделала. Никто не пришел, пока не рассвело. А потом Клер увидела меня из окна детской и бегом спустилась по лестнице.

Поделившись своей тайной, Габби испытала невероятное облегчение.

– Господи, кем же был ваш отец? – сдавленно спросил Уикхэм.

– Чудовищем. Он ненавидел нас, всех и каждую. Потом он обвинял меня, потому что его долг Тренту так и остался неоплаченным. Думаю, он снова предлагал меня герцогу, но я больше не представляла для Трента интереса, потому что осталась… калекой. – Последнее слово она произнесла чуть слышно.

Уикхэм негромко выругался, не побоявшись шокировать Габби, а потом прижал ее к себе и начал укачивать как маленькую, нежно поглаживая по голове и спине. Его губы коснулись сначала лба Габби, потом виска, щеки…

Но прежде чем забыться в его объятиях, она должна была рассказать еще кое-что.

Габби сделала глубокий вдох, решившись идти до конца:

– Он… почему-то теперь, когда мы приехали в Лондон… он снова заинтересовался мной. Вчера вечером… он был в «Альмаке». Он сказал… сказал, что расписка все еще у него. Сказал… что придет получить по счету. Скоро…

Несмотря на все ее усилия, голос снова сорвался.

Обнимавшие ее руки внезапно стали стальными. Теплая упругая грудь, на которой лежала голова Габби, напряглась и окаменела. Дыхание стало более глубоким, как у человека, который пытается сдержать гнев.

Внезапно Габби вспомнила свое первое впечатление от этого человека: он мог быть очень опасным.

– Вчера вечером Трент угрожал вам? – Его голос звучал удивительно бесстрастно.

Габби кивнула и с усилием сглотнула. Она не могла издать ни звука.

– Не переживайте из-за этого. Я убью его, – сказал он так спокойно, словно речь шла о завтрашней прогулке.

У Габби расширились глаза. Наверно, он шутит… Но интуиция подсказывала ей, что это не шутка. Она похолодела от страха, представив себе, что Уикхэм пытается убить Трента, а вместо этого погибает сам.

– Нет! Нет, пожалуйста, не надо! Трент очень могуществен. Он несметно богат и… Кроме того, он связан с мерзкими людьми. Я не хочу, чтобы вы пострадали. Пожалуйста…

Наступила пауза.

– Габриэлла…

Она почувствовала, что объятия Уикхэма стали не такими крепкими, тело слегка расслабилось, а дыхание успокоилось.

– Да?

– Вы знаете, что это самая приятная вещь, которую я от вас слышал?

Несмотря на сумбур в чувствах, Габби сумела расслышать в его голосе шутливую нотку. Он смотрел на нее сверху вниз, и глаза его лукаво поблескивали. Уголок рта едва заметно приподнялся. Она достаточно хорошо знала этого мужчину и понимала, что неожиданный приступ веселья не означает отказа от намерения убить Трента. Было ясно, что он недооценивал угрозу, которую представлял собой герцог.