Карен Робардс - Запретная любовь

В своей записке Джастин сообщил, что она вольна делать в доме все, что пожелает, и Меган решила воспользоваться представившейся возможностью. После того как в особняке был наведен надлежащий порядок, Меган заказала новые шторы и ковры, а также велела перекрасить стены в комнатах и купить другую мебель. Уже через три месяца дом переменился настолько, что Меган даже полюбила его. Каждая комната была обставлена по ее вкусу, и Меган стала считать Виндсмер своим домом. Она старалась не думать о том, позволит ли Джастин ей оставаться здесь после того, как ребенок появится на свет. В конце концов, Виндсмер был одним из его фамильных особняков, и он мог не захотеть, чтобы любовница жила в нем с его незаконнорожденным сыном. Но, размышляя о будущем, Меган все же надеялась, что если Виндсмер станет для нее недоступным, то она поселится с ребенком в небольшом домике где-нибудь недалеко от Лондона. Кроме того, граф мог отправить ее за границу – Меган когда-то слышала, что именно так поступают знатные господа с девушками, которых они лишили невинности и которые родили им детей. А если бы Джастин позволил ей оставить при себе Дженет, то Меган безропотно исполнила бы любое его желание. Ну и, разумеется, ребенок останется при ней. Впрочем, Меган не опасалась, что Джастин заберет у нее дитя. Несмотря на презрение, которое он выказывал к ней в последнюю их встречу, граф не был чудовищем, а только чудовище способно разлучить ребенка с матерью. И кроме того: что он будет делать с малышом? Правда, Меган беспокоила другая мысль: она боялась, что Джастин расскажет правду Алисии и что они заберут ребенка и выдадут его за собственного. Представляя, как надменная и высокомерная Алисия держит на руках ее дитя, Меган холодела от ужаса. И пыталась убедить себя, что все ее страхи нелепы, что не стоит и думать об этом. Джастин не решится на такую подлость, а если и решится, то она сумеет защитить своего ребенка.

С каждым днем Меган все больше любила крохотное создание, росшее в ее чреве. Ночами она лежала, свернувшись клубочком, словно защищая своего малыша, оберегая его. Хоть он и был зачат во грехе и Меган многое пришлось пережить, она считала, что ребенок – это ее счастье. Джастин оставил ее, но взамен подарил ей дитя – часть себя самого. Она любила ребенка со всей страстью, на которую была способна; и он полностью принадлежал ей, на него она могла излить всю свою любовь. Этот ребенок был плотью от ее плоти, косточкой от косточки, и она будет его защищать, как только сможет, при необходимости отдаст за него жизнь.

Единственную весточку Меган получила от Джастина на Рождество, которое отметила в компании Дженет и остальных слуг. Будущая мать все же надеялась, что Джастин приедет на Рождество из Лондона, куда он направился, по словам Дженет. Каково же было ее разочарование, когда, открыв крохотную коробочку, которую граф прислал ей в подарок, она увидела очаровательную подвеску из аметиста с бриллиантами и визитную карточку Джастина – только карточку. Ни слова, написанного его рукой, ни даже подписи. Посмотрев на подвеску, Меган спрятала ее в шкаф и дала себе слово больше не вспоминать о ней.

Джастин так долго не появлялся, что Меган пришла к выводу: он навсегда порвал с ней. Видимо, он так и не простил ей ни решения выйти замуж за Дональда, лицо которого она уже почти забыла, ни того, что она хотела выдать их ребенка за наследника лорда. Прежде Меган казалось, что брак с лордом – это единственное разумное решение, но сейчас она была даже рада, что граф не позволил ей связать жизнь с Дональдом.

Находясь вдали от людей, Меган уже не стыдилась своей беременности. А что будет, когда ребенок – девочка или мальчик – подрастет и начнет задавать вопросы, Меган не знала. Пока что она жила лишь одним днем.

Между тем наступил май. Живот Меган стал таким огромным, что она с трудом поднималась со стула. Живот казался еще больше, поскольку Меган по-прежнему оставалась тоненькой и хрупкой, так что даже широкие платья, которые сшила для нее Дженет, не скрывали беременности.

В этот день Меган, как обычно, отправилась на прогулку к скалам. На ней было одно из ее любимых платьев – темно-синее, с высоким, отделанным кружевами воротником. Рукава до локтя были обшиты воланами, а широкая юбка казалась внизу еще шире из-за пышных оборок. Длинные волосы Меган были забраны в пучок на затылке, но из-за постоянного ветерка, дующего с моря, отдельные пряди выбились из прически, и теперь мелкие кудряшки обрамляли ее лицо. На ногах Меган – на этом настояла Дженет – были простенькие, но очень удобные сандалии без каблуков – в них она почти не чувствовала отечности ног.

Виндсмер был расположен высоко над заливом Кармартен-Бей, и Меган никогда не надоедало любоваться постоянно меняющимся морем. В этот день море было синим – точь-в-точь, как ее платье. Тяжелые волны, украшенные гребнями белой пены, с грохотом обрушивались на прибрежные скалы.

Высокие скалы, окружавшие узкий песчаный пляж, всегда напоминали Меган зубы гигантского чудовища, но на сей раз пейзаж не казался ей таким зловещим – вероятно, потому, что в лучах солнца скалы заискрились, засверкали. Блестящие кристаллики, вкрапленные в породу, сверкали и переливались, как капли росы на рассвете. Мягкая изумрудная трава покрывала землю, и Меган брела по ней к обрыву, улыбаясь солнцу и свежему ветерку и наблюдая за рыбацкой лодкой, скользящей по воде вдали от берега.

Звук, который внезапно привлек ее внимание, нельзя было спутать ни с каким другим звуком – к Виндсмеру приближался экипаж. Обернувшись, Меган приложила к глазам руку козырьком. Особняк Джастина являлся единственным жилищем на этой дороге, а дальше по ней и ехать-то было некуда. Меган поняла, что ее уединению пришел конец. Инстинктивно приложив ладонь к животу, словно защищая будущего ребенка, она подумала о том, что вскоре ей, вероятно, придется встретить откровенно враждебные или сочувственные взгляды незнакомцев.

К дому подъезжали два экипажа. Когда они появились из-за поворота, Меган сразу узнала их; да и гербы на дверцах кареты подсказали ей, что ее догадка верна. Впрочем, Меган не надо было смотреть на изображенные на гербах щиты, шпаги и спящего тигра, чтобы догадаться, кто пожаловал в Виндсмер. Высокую фигуру Джастина, правившего экипажем, трудно было не узнать. Меган смотрела на него как зачарованная. Смотрела и не могла наглядеться, не в силах была отвернуться, словно боялась, что моргнет – и он внезапно исчезнет.

Вскоре Меган поняла, что Джастин не видит ее. Остановившись у парадного входа и спрыгнув на землю, граф небрежно бросил поводья невысокому жилистому ливрейному груму, который сидел позади него. Тот схватил их и подбежал к лошадям.