Сюзанна Кирсли - Забытая история любви

Он остался на обед и, когда подали вино, поднял кубок и провозгласил здравицу королю Якову.

— Дай Бог, чтобы он прибыл поскорее!

Графиня выпила и, улыбаясь, опустила кубок на стол.

— Кабы все зависело только от Бога, король был бы уже здесь. Но Всевышний вверяет свои дела в руки людские — загвоздка в этом.

— Что говорит герцог Пертский, ваш брат? Он ведь сейчас там, в Сен-Жермене, и пользуется доверием короля, не так ли? Как он объясняет задержку?

— Он в своих письмах почти ничего не рассказывает — боится, что их увидят не только мои глаза. Но он так же, как мы все, охвачен нетерпением, — сказала она. — Я чувствую, что объяснение нужно искать не в Сен-Жермене, а в Версале. В конце концов, ведь все решают деньги французского короля, и корабли не поплывут без его приказа.

Капитан Гордон сказал:

— В их защиту должен сказать, что в последнее время ветер очень неблагоприятный. В прошлом месяце, когда мы отплывали из Ярмута, нас так потрепало штормом, что нам пришлось возвращаться. А еще через несколько недель у Лейта ветер до того разыгрался, что мы болтались на волнах три дня, прежде чем смогли встать на якорь и сойти на берег. Не скажу, что я сильно расстроился, ведь я уже и не знал, что еще придумать, чтобы отложить путешествие.

— Зачем вам это понадобилось? — спросил граф.

— Как же? Чтобы позволить французскому флоту подойти к нашим берегам. Я-то надеялся, что они уже привезли молодого короля Якова, ведь меня и мой корабль включили в этот новый королевский флот Великобритании. И я, и капитан Гамильтон в начале августа побывали в морской коллегии, мы получили новые указания, а наши корабли — новые имена. У англичан уже есть корабли с названиями «Король Вильгельм» и «Королева Мария», поэтому я теперь зовусь «Эдинбург», а капитан Гамильтон — «Глазго». После этого они начали проверять, насколько пригодны наши фрегаты к службе, а это тоже отняло время, а потом оба корабля отправили в сухой док на ремонт, так что в последние месяцы ни один корабль не патрулировал эти северные берега. Королю бы воспользоваться этим, но, — он сокрушенно пожал плечами, — по каким-то непонятным моему разумению причинам он этого не сделал, и мне был дан приказ плыть на север. После этого я уже ничего не мог сделать, кроме как всеми правдами и неправдами замедлить ход. Вы, несомненно, слышали, что случилось с «Эдинбургом» в Лейте? — Он обвел взглядом их заинтересованные лица. — Нет? О, тогда вы упустили занятнейшую историю. Моя команда, представьте себе, устроила бунт.

Графиня изумленно подняла брови.

— Ваша команда?

— Я понимаю, это трудно себе представить, зная, как меня любят те, кем я командую. — В его улыбке читалось добродушное самодовольство. — И уверяю вас, это было вовсе не легко. — Отрезав кусочек говядины, он проткнул его кончиком ножа. — За несколько дней до этого я пустил слух, что после Лейта мы поплывем в Вест-Индию. У моих людей — а в большинстве своем они рекруты, насильно уведенные из дома на службу, — перспектива отправиться в полное опасностей и лишений плавание в Вест-Индию, конечно же, не вызвала восторга. Когда мы стали на рейд у Лейта, их уже трясло от возмущения. Я сошел на берег и задержался там на несколько дней, сославшись на то, что мне нужно дождаться, пока казначейство очистит мои старые счета, и, как и следовало ожидать, пока я отсутствовал, сотня моих матросов сбежала с корабля на шлюпках. — Он довольно усмехнулся. — Две недели мы их искали и возвращали на борт. И все это время я, естественно, не мог отплыть.

Графиня попыталась изобразить недовольство, но не смогла.

— Я надеюсь, вы не стали их наказывать?

— Моих молодцов? Нет, все они были прощены и вернулись к своим обязанностям, получив от меня совет впредь не обращать внимания на нелепые слухи.

— О, Томас! — Графиня уже не смогла сдержать улыбку.

Капитан беззаботно пожал плечами.

— В любом случае вряд ли я снова смогу прибегнуть к этой уловке. Если я опять подобью на бунт свою команду, это плохо отразится на мне, и, какой бы сильной ни была моя любовь к нашему королю, я не хочу ради него жертвовать своей репутацией. — Однако слова эти он произнес без особого напора, и у Софии появилось чувство, что, несмотря на показное важничанье, он при необходимости готов пожертвовать куда большим. Он продолжил: — Нет, теперь мне придется найти другой способ сделать эти воды открытыми для него. Пожалуй, это будет не так уж сложно. Сейчас на север не отправляется ни одно судно, которое нужно было бы конвоировать, и каперов здесь давно не видали, так что у нас нет причин затягивать это плавание или близко подходить к берегу. Я не сомневаюсь, что погода заставит меня какое-то время провести в открытом море, — с совершенно невозмутимым лицом продолжал он размышлять вслух. — А немилосердные ветры в этих северных широтах могут так повредить корабль, что к тому времени, когда мы вернемся в Англию, нам снова понадобится ремонт. Более того, вполне может статься, что «Эдинбургу» опять придется постоять в сухом доке, а после этого я не удивлюсь, если какие-то неотложные дела заставят меня просить разрешения на несколько дней отлучиться в Лондон. Так что, если повезет, — подытожил он, — для короля путь будет открыт до Рождества.

С другого конца стола раздался недоверчивый голос графа:

— Вы действительно сможете это провернуть?

— Могу попытаться.

Графиня сказала:

— Будьте осторожны.

— Я всегда осторожен.

— Вы добрый человек, — сказала она ему. — И я сделаю все, чтобы юный король Яков узнал об этом.

Гордон улыбнулся в ответ и пожал плечами.

— Он может меня наградить, когда приедет, сделав адмиралом.

Когда закончили трапезничать, он откинулся на спинку кресла и сделанным беспокойством посмотрел на свой живот.

— Ваша стряпуха, верно, решила сделать из меня толстяка.

— Стряпуха не заставляла вас есть три порции пудинга, — отозвалась графиня.

— Да, вы правы. Нужно бы мне заняться физическими упражнениями, а то потоплю собственный корабль, когда вернусь на него. Быть может, прекрасная госпожа Патерсон, — обронил он и скользнул взглядом через стол, — согласится пройтись, со мной в саду?

Когда к ней в ожидании ответа повернулись три головы, она не смогла сообразить, как можно вежливо отказаться. Можно было сослаться на головную боль, но это не прозвучало бы убедительно, поскольку до этого за столом она вела себя естественно. К тому же графиня смотрела на нее, как мать, желающая дочери лучшей доли. София не хотела обидеть добрую женщину, отказав ее любимому гостю, поэтому кивнула:

— Конечно!

В саду царила прохлада. Стены защищали от колючего морского ветра, но в воздухе чувствовалось дыхание осени. Цветы, которые еще не умерли, начали вянуть, и все вокруг имело вид унылый и безжизненный. И лишь одинокая птичка на высокой стене в упоении выводила трели.