Кэрол Мортимер - Опасный обольститель

И он прижал ее к себе еще крепче.

— Думаю, теперь самое время сделать даме непристойное предложение, — прошептал Бенедикт и впился в губы Женевьевы долгим и страстным поцелуем.

К ее удивлению, поцелуй, как и в первый раз, наполнил легкой и светлой радостью. Почему же она не испытывала ничего подобного, когда ее целовал Джошуа?

Нет! Она не должна отравлять эти чудесные минуты воспоминаниями о прошлом. Стоит подумать о чудесном мужчине, который целует и обнимает ее с нежностью, неведомой покойному мужу.

Бенедикт опять поцеловал ее. На этот раз более настойчиво и страстно, чем прежде. До этой минуты Женевьева и представить не могла, что простой поцелуй может принести ей такое наслаждение.

После шести лет брака она не думала, что поцелуи и прикосновения мужчины могут вызвать что-то кроме ужаса и отвращения. Возможно, это связано с тем, что Бенедикт Лукас был нежен, деликатен и при этом неистово страстен. Или он нравился ей как мужчина? Да, ее определенно влекло к нему.

Она нежно ласкала его плечи и грудь. Бенедикт бережно держал ее лицо в своих ладонях и нежно целовал чувственные и такие желанные губы.

От его долгих нежных поцелуев по телу пробегали волны неземного наслаждения. Она еще плотнее прижалась к нему, грудью касаясь его груди, бедрами его бедер, и смотрела на него в немой мольбе, изнемогая от желания.

— О да, Бенедикт, — шептала Женевьева, когда он нежно целовал ее в шею.

Он ласкал ее живот и груди сквозь тонкую ткань платья. Его прикосновения становились все более дерзкими и откровенными. Но это не пугало ее.

— О да, Бенедикт! — повторила она, когда дрожь наслаждения, словно ток, пробежала по телу. Она почувствовала странный жар в низу живота и поняла, что хочет большего.

— Мы должны остановиться, пока не зашли слишком далеко, — задыхаясь, проговорил Бенедикт.

— Нет! — воскликнула Женевьева и с несвойственной для нее силой опрокинула его на покрывало. — Не нужно останавливаться. Зачем? Неужели вы не видите, что я хочу, чтобы все зашло далеко? Хочу именно с вами.

Бенедикта удивило, что Женевьева не только хочет продолжения любовных утех, но и нисколько этого не скрывает. В ее глазах промелькнул дьявольский огонь сжигающей страсти. Бенедикт в немом восхищении смотрел на нее. Она поспешно расстегивала крючки на платье. Вот оно упало на землю. Под платьем оказалась только шелковая сорочка. Теперь он видел полностью ее пышную грудь с затвердевшими сосками.

Как же аппетитно выглядела эта полуобнаженная молодая женщина! Но несмотря на сексуальное возбуждение, нарастающее с каждой минутой, Бенедикта терзали сомнения, правильно ли они поступают.

— Вы летите на огонь словно бабочка, рискуя опалить крылышки. Я уже предупреждал вас об этом, вспомните, Женевьева, — предостерегал он.

— Я уже опалила свои крылышки, Бенедикт. Разве вы не видите? — задыхаясь, проговорила Женевьева. Она сняла шелковую сорочку и приблизила грудь к его полуоткрытым губам. — Я сгораю от страсти! Неужели вы этого не видите?

По голосу Женевьевы Бенедикт понял, что она не настолько смела, как хочет казаться, но отступать не намерена.

Женевьева в эту минуту выглядела очень соблазнительно. Пышные груди белели в призрачном свете луны и разноцветных фонариков. Теперь уже Бенедикт не собирался останавливаться. Как можно добровольно отказаться от неземного наслаждения, которое собирается доставить ему эта женщина?

Он коснулся губами ее груди, и Женевьева издала протяжный сладострастный стон, когда его язык коснулся ее затвердевшего соска. По ее телу растекалось приятное тепло. Женевьева закрыла глаза и просто наслаждалась ласками, ни о чем не думая. Еще ни разу в жизни она не испытывала ничего подобного. Прикосновения Джошуа вызывали в ней только ужас и отвращение. Прикосновения Бенедикта приносили блаженство. Он притянул ее к себе, она гладила его черные волосы тонкими изящными пальцами и дрожала, сгорая от страсти. Бенедикт нежно ласкал ее бедра, даря острое, почти мучительное наслаждение.

— Не останавливайтесь! Прошу вас! — задыхаясь, твердила Женевьева, когда его пальцы принялись ласкать самое сокровенное место ее тела. — Продолжайте, прошу вас! Я хочу, чтобы вы подарили наслаждение, которое было мне неведомо до сегодняшнего вечера.

Бенедикт не мог отказать такой красивой и страстной женщине. Ему очень нравилась искренность Женевьевы во всем, что касалось любовных утех.

Он знал очень мало о ее браке с Джошуа. Но по обрывочным высказываниям понял, что покойный муж ни разу не доставил ей наслаждения в постели. И не только в постели. И теперь Бенедикт хотел подарить Женевьеве сладость любви, о которой она, должно быть, мечтала все эти годы.

Он взял в рот другой сосок и принялся нежно покусывать, при этом он продолжал ласкать пальцами преддверие ее лона.

Женевьева стонала от наслаждения. Постепенно стоны перешли в крики. Так сильно было переполнявшее ее вожделение. Он осторожно ввел сначала один, а потом и другой палец в ее влажное жаркое лоно и стал медленно и нежно двигать ими.

— Бенедикт, что происходит?! — задыхаясь, воскликнула Женевьева. Глаза ее расширились от удивления. — О!

Но когда ее настиг первый оргазм, это стало для нее настоящим потрясением. Но не успела Женевьева прийти в себя, как новая волна неведомого ей ранее наслаждения накрыла ее. Такого ей не приходилось испытывать ни разу в жизни. Наслаждение оказалось сильным до боли.

— О да, еще, еще! — задыхаясь, прошептал Бенедикт.

Теперь на его лице играла жестокая улыбка победителя, захватившего вражеский город. Что касается Женевьевы, она переживала уже третий за этот вечер оргазм.

Женевьева лежала в изнеможении на покрывале, положив голову на плечо Бенедикта. Он и не думал, что такая красивая женщина может с таким восторгом принимать самые незамысловатые и простые мужские ласки. В эту минуту Женевьева была прекрасна словно древнегреческая богиня, искренняя, красивая и жадная до удовольствий… Бенедикт гордился тем, что смог разжечь огонь страсти у столь прекрасной во всех отношениях женщины.

В сладостной истоме Женевьева безмолвно лежала в его объятиях. По сотрясающей ее дрожи Бенедикт понял, что она все еще находится во власти невероятного наслаждения, которое он ей подарил.

— Женевьева, — проговорил Бенедикт, чтобы нарушить затянувшееся молчание, — вам не было больно? Я не задел больную руку?

Она все еще задыхалась и потому не сразу могла начать говорить.

— Нет, вы не сделали больно. Я испытала такое… наслаждение, что забыла обо всем на свете. В том числе и о больной руке. Все было просто потрясающе. Но…

— В чем дело?

— Наслаждение испытала только я. А как же вы? Это несправедливо. Вам, должно быть, обидно?