Кэрол Мортимер - Опасный обольститель

Если Бенедикт отправится к Уильяму домой и потребует ответа за безобразное поведение, тот наверняка расскажет ему ужасную правду о ее браке с Джошуа. И скорее всего, еще и очернит Женевьеву, свалив на нее вину за неудавшийся брак отца. Этого она просто не вынесла бы. Конечно, она могла бы рассказать о своем браке сама, со своей точки зрения, но пока была к этому не готова. Возможно, когда-нибудь и расскажет, но только не теперь.

Она покачала головой, отгоняя мрачные мысли.

— Честно говоря, рука болит гораздо сильнее, чем в тот день, когда меня… когда я получила ушиб, — быстро нашлась она. Но Бенедикт услышал оговорку, и лицо его стало еще мрачнее. — Поэтому я думаю, у меня не просто синяк, а нечто более серьезное.

Все это действительно было так. Уже две ночи она практически не спала от боли. Казалось, боль усиливалась с каждой минутой.

— Что сказал врач? — спросил Бенедикт.

— Я за ним не посылала…

— Почему? Ведь вы говорите, у вас очень болит рука.

Мысль о том, чтобы послать за доктором, просто не приходила ей в голову. Когда в свое время Уильям по просьбе Джошуа бил Женевьеву за тот или иной проступок, за врачом никто не посылал.

— Не важно. Мы можем послать за моим доктором. Нужно сделать это немедленно.

— Но что я ему скажу? — дрожащим голосом спросила Женевьева. Намерение Бенедикта взволновало и даже расстроило ее. — Как я объясню ему… как повредила руку?

— Думаю, лучше сказать правду. — Бенедикт взял с камина колокольчик и позвонил дворецкому. — Но я уверен, что врач, если он, конечно, не полный профан, сам догадается о том, каким образом была нанесена травма. Надеюсь, он не подумает, что это сделал я. А вот и Дженкинс.

Дворецкий стоял в дверном проеме и удивленно смотрел на Бенедикта. Наверное, в эту минуту ему не давал покоя вопрос, как здесь оказался этот джентльмен. Ведь он не пустил его в дом. Бенедикт не стал ничего объяснять. Вместо этого приказал послать за доктором, объяснив, где тот живет.

— Бедный Дженкинс, — заметила Женевьева, как только растерянный дворецкий вышел из комнаты.

— Черт бы побрал этого вашего «бедного Дженкинса». — Бенедикт сцепил руки за спиной. — Если бы вчера утром он пустил меня к вам, я бы давно уже послал за доктором и вы не страдали бы от жуткой боли целые сутки.

— Но он не виноват, ведь это я попросила никого не пускать.

— Не стоит его оправдывать! Я знаю, как было дело, — нетерпеливо перебил ее Бенедикт. — Обещайте, что расскажете обо всем после того, как врач осмотрит вас и даст обезболивающее.

Женевьева ненадолго задумалась. С одной стороны, ей не хотелось, чтобы Бенедикт вмешивался в их с Уильямом раздор. Но с другой стороны, ей просто необходим человек, способный ее защитить. А Бенедикт как раз и был таким человеком. В его присутствии она чувствовала себя гораздо увереннее, не так уязвимо. Или ей это показалось…

Она не привыкла доверять мужчинам. И потому, когда Бенедикт догадался о происхождении синяка, Женевьева сначала испугалась. Теперь же, немного успокоившись, решила, что у нее есть время подумать, как лучше преподнести ему эту ужасную историю. Пока они дождутся доктора, пока тот ее осмотрит, она найдет подходящий вариант объяснений.

Женевьева посмотрела на Бенедикта. Он выглядел очень усталым. Казалось, морщинки у глаз и рта стали глубже. Наверное, он тоже практически не спал эти две ночи. Но вряд ли причиной его бессонницы была она. Женевьева прекрасно понимала, что ничего не значит для Бенедикта. Да, ему с ней весело и легко, он даже доставил ей удовольствие. Но он не испытывал к ней никаких серьезных чувств. Она не настолько глупа, чтобы этого не понимать. Почему же тогда он так беспокоится по поводу ее руки и даже решил послать за своим врачом? Возможно, потому, что он очень добрый и ответственный человек.

Только теперь Женевьева в полной мере ощутила, до чего у нее болит рука. Боль стала просто невыносимой. Пульсировала в запястье, не давая забыть о себе ни на минуту.

Раньше Уильям старался бить ее, чтобы, причинив боль, ничего при этом не сломать и не оставить синяков на видном месте. Таким образом, отцу и сыну удавалось избегать ненужных расспросов и пересудов. Но на этот раз Уильям был так взбешен, что совершенно забыл об общественном мнении.

Спустя полчаса прибыл врач, внимательно осмотрел руку и сказал, что сломана косточка на запястье. Доктор сделал ей тугую повязку, прикрепил к шее перевязь из марли, чтобы обеспечить раненой руке неподвижность, и дал болеутоляющее лекарство. После этого Женевьева почувствовала себя лучше. С облегчением вздохнув, она откинулась на спинку кресла и стала смотреть на огонь в камине. Бенедикт вышел из комнаты проводить доктора, Женевьева закрыла глаза. Она была рада, что боль утихла хотя бы на время.

Когда Бенедикт вернулся в гостиную через несколько минут, то увидел, что она уснула, дыша спокойно и ровно и слегка улыбаясь во сне. Судя по всему, ей снилось что-то очень приятное. В эту минуту Женевьева была особенно красива. Ее длинные черные ресницы оттеняли бледные щеки.

Больше всего на свете он хотел, чтобы его мысли были такими же невинными, как сон Женевьевы, хотел чувствовать такое же умиротворение, как и она. Но он понимал, что не успокоится, пока не узнает, кто нанес ей эту ужасную травму. Доктор сказал, что сломать косточку на запястье рукой трудно, почти невозможно. Кто же мог проявить по отношению к ней, хрупкому и беззащитному созданию, такую нечеловеческую жестокость? И зачем?

То, что произошло с Женевьевой, казалось Бенедикту настолько непостижимым и диким, что он не мог в это до конца поверить. Неизвестный злодей причинил не только физическую боль, но и сильно напугал и расстроил ее. Восторженный блеск в глазах Женевьевы угас. Теперь она, жизнерадостная и жадная до развлечений, была ко всему безучастна.

Только одно Бенедикт знал точно: он не покинет дом Женевьевы, пока она не скажет, кто так жестоко с ней поступил. Он просто обязан выяснить имя негодяя и отомстить за то, что он с ней сделал.

Проснувшись, Женевьева поняла, что не одна. В спальне кто-то был. Даже не в спальне, а в кровати рядом с ней.

Сердце сжалось от ужаса, страх парализовал ее. Вне всякого сомнения, это Джошуа. Муж, которого она так боялась, презирала и ненавидела. Кошмар вернулся. Она не могла этого вынести. Ей захотелось бежать куда глаза глядят. Она вскрикнула и хотела уже вскочить с постели, как вдруг услышала голос совсем другого мужчины:

— Успокойтесь. Все хорошо, Женевьева. — Ее нежно погладили по щеке. — Никто не сделает вам ничего плохого, пока я здесь.

Господи, это же Бенедикт!

Слава богу! Джошуа давно умер. Кошмар долгих шести лет кончился. Как она могла забыть? А Бенедикт…