Кэрол Мортимер - Опасный обольститель

Он непонимающе взглянул на нее:

— Да, я действительно так считаю.

Его раздражаю не только внимание окружающих, но и то, что Женевьева наслаждалась всеми этими смешками и перешептываниями.

— Неужели вам действительно нравится, что все гости говорят только о том, что я пригласил на танец герцогиню Вуллертон? — спросил он.

— Да, — без тени смущения ответила она.

Бенедикта удивила ее искренность, и он, нахмурившись, посмотрел на нее:

— Но почему?

— Потому что… По-моему, забавно, что нас обсуждают все гости.

— Женевьева! — укоризненно взглянув на нее, воскликнул он.

— Что, Люцифер? — кокетливо спросила Женевьева. Ее ярко-голубые глаза весело поблескивали из-под полуопущенных ресниц. На щеках появились очаровательные ямочки.

Некоторое время Бенедикт молча смотрел на нее, стараясь побороть раздражение.

— Ну и черт с ними, — наконец отрезал он, взял Женевьеву за локоть и с мрачным и непроницаемым лицом вывел из круга танцующих.

— Люцифер, — повторила она, с любопытством глядя на Бенедикта.

— Черт возьми, меня зовут Бенедикт, а не Люцифер! — вне себя от гнева воскликнул он. На шее у него забилась жилка.

— Но ведь вас все называют Люцифером, — неуверенно проговорила она, — я думала, вы к этому привыкли.

— В лицо меня так называют крайне редко, — мрачно ответил Бенедикт.

— О… — Женевьева покраснела от стыда. — Я не знала, что…

— Теперь знаете.

Для него не было секретом, что его называют Люцифером, но никто никогда не осмеливался обращаться к нему так напрямую. Этим прозвищем его называли только за глаза.

— Куда мы идем? — спросила Женевьева, когда они вышли в холл и он подал ей пальто.

— Куда-нибудь подальше отсюда, — сказал Бенедикт, надевая пальто и шляпу.

Когда они танцевали, он увидел, что Эрик Каргил разговаривает с графом де Севанном. Крестный кивнул Бенедикту в знак того, что ему удалось получить необходимую информацию и больше нет причин присутствовать на этом скучном и утомительном балу. Тогда Бенедикт решил увести с собой Женевьеву, не желая оставлять ее здесь одну. Несмотря на то, что ей было уже двадцать пять лет, а за плечами — шестилетнее замужество, эта женщина оставалась наивной и неопытной не по годам во всем, что касалось мужчин. Она могла довериться кому угодно, даже самому отъявленному негодяю, попасть в неприятную историю. Вот и сейчас она спокойно идет с ним, не зная о его истинных намерениях.

Женевьеву удивило странное поведение Бенедикта. Почему он так неожиданно решил уйти с бала, хотя вечер был в самом разгаре? Почему увел ее с собой? Еще ни разу Женевьева не уходила с бала так рано. Правда, нельзя сказать, чтобы это ее особо расстроило. В ее жизни будет еще много балов. А вот шанс уйти, пусть и раньше времени, с таким привлекательным мужчиной выпадает не каждый раз.

— Вы не ответили на мой вопрос, Бенедикт. Куда мы идем? Почему? — Теперь она называла его только по имени. — Почему вы не отвечаете? Вы не находите, что это просто невежливо? Я могу и обидеться.

Они вышли из дома леди Хаммонд. Вечер был теплым и удивительно мягким. Бенедикт молчал.

— Я не отвечаю на ваши вопросы не для того, чтобы вас обидеть, а потому, что и сам пока не знаю, куда нам лучше пойти. — Его лицо в лунном свете выглядело загадочным и опасным. — Сегодня вечером вы вели себя слишком неосторожно, — начал выговаривать он. — Я уверен, если бы вы остались одна на балу, обязательно были бы втянуты в скандал. Поэтому я и решил увести вас.

— Но это нечестно, — задохнувшись от возмущения, проговорила Женевьева.

— Вы считаете, я поступил с вами нечестно? — Люцифер удивленно поднял бровь. — Если бы я вовремя не вмешался, вас бы обманом завлек к себе в постель Сэндхерст для своих гнусных целей.

Женевьеве не хотелось признавать его правоту, хотя она прекрасно понимала, что он совершенно прав. Если бы он вовремя не вмешался, она попала бы в крайне неприятную историю. Хуже того, нечто подобное могло произойти с ней снова.

— Неужели любить балы и наслаждаться каждой минутой сезона — это преступление? — обиженно спросила она.

Бенедикт, нахмурившись, взглянул на Женевьеву. Ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами. Неожиданно он вспомнил фразу Эрика Каргила: «Это та самая юная жена Джошуа Форстера, которую он увез в деревню сразу после первой брачной ночи». Он вдруг почувствовал невыносимую жалость к этой несчастной молодой женщине.

— Не хотелось бы возвращаться к теме, которая, я знаю, вам неприятна. Но неужели ваш брак с Джошуа был настолько ужасным?

— Совершенно невыносимым, — просто сказала она.

Значит, в течение шести лет Женевьева жила с настоящим деспотом, за которого против воли ее выдали родные. Потом пришлось выдержать год обязательного траура. Теперь впервые за долгие годы она смогла принять участие в лондонском сезоне. Можно ли осуждать ее за столь страстное желание наслаждаться каждым глотком свободы?

— Неужели Джошуа Форстер был настолько жесток с вами?

Женевьеву передернуло от отвращения.

— Я не хочу об этом говорить, Бенедикт, — дрожащим голосом произнесла она. — Просто я не была на балах и вечеринках много лет. Это все, что вам нужно знать. И прошу вас, не надо больше к этому возвращаться.

— Я думаю, некоторые люди могли бы вам позавидовать. Ведь у вас была возможность заниматься каким-нибудь полезным любимым делом и не тратить время на пустые и никчемные балы. Возможно, судьба специально хранила вас от ошибок все эти годы, — попытался успокоить ее Бенедикт. Его тронуло искреннее отчаяние, промелькнувшее в глазах Женевьевы.

— Вы меня совсем не понимаете. У человека должна быть свобода выбора, а меня насильно ее лишили. Все эти годы я жила как в тюрьме. Вы говорите, найдутся люди, способные мне позавидовать? Но ведь они могут себе позволить посещать балы хоть каждый вечер. Может быть, это их и тяготит, но они вольны в своих поступках, — с горечью заметила Женевьева. Казалось, еще мгновение — и она расплачется.

— В отличие от вас? — уточнил Бенедикт.

— Я же сказала, что не хочу об этом говорить, — вздохнула она. — Давайте оставим этот разговор, он мне крайне неприятен.

Бенедикт, прищурившись, посмотрел на нее:

— Но чем вы занимались все эти годы в глуши?

— Вы слишком настойчивы! — Она гордо подняла голову. — Но так и быть, я отвечу. Честно говоря, большую часть времени я разрабатывала различные планы побега от деспота-мужа.

На несколько минут Бенедикт потерял дар речи. Потом рассмеялся. Так его позабавила искренняя, по-детски наивная горячность Женевьевы. Еще ни одна женщина не забавляла и не интриговала его так, как эта рыжеволосая дева, притворяющаяся распутницей.