Кэтрин О'Нил - Не говори «прощай»!

Еще сильнее опустив нос, биплан стал набирать скорость, изумрудный ковер внизу быстро приближался, на нем уже можно было различить скопления фермерских домиков, ветер доносил явственный запах моря. Китти снова надела шлем с очками и щелкнула тумблером зажигания, но безрезультатно, двигатель молчал. Ветер бил ей в лицо с прежней силой. Девушка предприняла еще одну попытку — и опять ничего.

Теперь земля стремительно неслась ей навстречу, заполнив собой все небо. Девушка вновь переключила тумблер, и двигатель наконец чихнул и заревел, возвращаясь к жизни. Переведя вперед ручку управления, Китти остановила падение, и биплан вновь взмыл в сверкающую голубизну неба. Отважная летчица откинулась на спинку кресла и с облегчением вздохнула.

— Вы меня до смерти перепугали! — закричал ее механик Лори, когда биплан благополучно приземлился на просторном Хендонском лугу, служившем аэродромом. — Еще пара таких трюков, и я поседею раньше времени!

Лори, здоровенный йоркширец, и сам был прежде летчиком, но после тяжелого перелома обеих ног при крушении своего аэроплана бросил летать. Это случилось примерно тогда же, когда Китти только начала карьеру летчицы. Врачи вернули Лори в строй, но пережитая катастрофа оставила в его душе незаживающую рану, поэтому он не уставал ругать свою подопечную за безрассудство.

— Не беспокойтесь, я полностью контролировала ситуацию, — попыталась успокоить его девушка.

— Вы должны относиться к тренировкам более серьезно, — проворчал он, прекрасно понимая, что она лжет, — если хотите совершить перелет через Ла-Манш и получить пятьсот фунтов обещанной награды от газеты «Дейли мейл». С полдюжины французских летчиков тренируются днем и ночью, чтобы к осени совершить этот исторический перелет. А вы, наша единственная надежда… Любуетесь с высоты пейзажами, делаете мертвые петли… Зачем? Разве фигуры высшего пилотажа помогут вам выиграть соревнование на дальность полета? Нет, от них один перерасход топлива!

Слова механика подействовали на Китти отрезвляюще. Он был, конечно, совершенно прав.

— Я и впрямь немножко отвлеклась, милый Лори, — призналась она. — Совсем другие мысли лезут сейчас в голову.

— Знаю, знаю, — сочувственно вздохнул йоркширец. — Но в небе рассеянность смерти подобна, вам нужна предельная сосредоточенность на выполнении конкретного задания. Если вы первой перелетите через Ла-Манш, то, поверьте, все будут говорить только об этом. Может быть, вам еще удастся выправить ситуацию. Не забывайте, что, кроме вас, в этом соревновании некому защитить честь Англии.

— Не волнуйтесь, Лори, я прекрасно знаю, как много от меня зависит.

— От вас зависит далеко не все, — посуровев, ответил механик. — Насколько мне известно, мистер Чарльз Флеминг еще даже не дал согласие на ваше участие в перелете. Более того, по его словам, он готов улечься поперек взлетной полосы, чтобы не позволить вам участвовать в соревновании с французами.

— Ничего, я уверена, что он скоро смягчится, — ответила она, с удивлением подумав, что за целый день ни разу не вспомнила о женихе.

Сойдя с поезда на Юстонском вокзале, Китти решила прогуляться до Мэйфера пешком, чтобы успокоиться и все обдумать. Упрек Лори подействовал на нее сильнее, чем она ожидала. Конечно, она его заслужила, но в последнее время на нее обрушилось столько проблем — тут и несчастье с отцом, и поиски рубина, и подготовка к рекордному перелету, и в довершение ко всему нелепое противоборство с Максом Авели, мешающим ей осуществить главное — освободить отца и начать спокойную жизнь с Чарльзом.

Лори прав: надо сосредоточиться на чем-то одном. И пусть это будет соревнование, предложенное Авели, — она примет его вызов! Ведь, если она не выиграет, отца спасти будет почти невозможно.

После бала Китти рассказала о дерзком предложении графа сэру Гарольду. Конечно, ему это не понравилось, но он согласился, что предложение нельзя проигнорировать. Будучи хорошо знаком с Филипсонами, он кое-что знал об охранной системе в их доме и о планировавшихся выходах четы в свет. Граф Авели наверняка тоже не сидел сложа руки, но сэр Гарольд рассчитывал его обойти, тем более что Филипсоны любили светскую жизнь. А значит, визит в их жилище можно было нанести очень скоро, пожалуй, даже этим вечером.

Опускавшиеся на землю сумерки уже окрасили заполненные людьми улицы легким багрянцем. Китти неторопливо шла домой — как ни странно, прогулка среди городского шума и суеты доставляла ей большое удовольствие. С интересом глазея по сторонам, девушка не переставала удивляться тому, как быстро меняется Лондон.

Английская столица 1909 года, жившая в непростой атмосфере перехода от степенной Викторианской эпохи к суетливому, кричащему, нервному двадцатому столетию, и впрямь поражала переменами. Хотя в повседневной жизни и общепринятой морали еще сохранялись старые представления, новый мир повсюду заявлял о себе, захватив воображение людей чудесами техники: аэропланами, граммофонами, синематографом и, наконец, автомобилями, автобусами и электрическими трамваями, которые вытесняли конские экипажи, способствуя чистоте улиц, но при этом создавая угрозу для жизни многочисленных пешеходов. Привлеченные возможностью получить места на новых предприятиях, в Лондон стекались толпы безработных. Люди селились на окраинах, превращая цветущие сады и зеленые поля в безликие поселки с бесконечными рядами серых жилых домов. Тысячи бедняков заполонили улицы Лондона от Хайгета до Хаммерсмита. Время требовало проведения реформ. Реформы угрожали положению аристократии. В высших слоях общества росло чувство страха, которое толкало их к еще большим излишествам, роскоши и свободе нравов.

Проходя мимо газетного киоска на Оксфорд-стрит, Китти бросила взгляд на витрину — среди обычных заголовков о растущей германской угрозе «Таймс», «Экспресс», «Дейли мейл» и другие крупные газеты поместили на первых полосах слухи о серьезной, возможно даже смертельной, болезни короля. «Если это правда, — подумалось ей, — то это будет символично: вместе с первым десятилетием двадцатого века уйдет в историю целая эпоха».

Вернувшись домой, она нашла на столике в холле письмо из Индии на свое имя. Неужели от отца? Китти дрожащей рукой взяла конверт — нет, почерк не его. Тогда чей? В следующее мгновение она узнала почерк, и ее лицо расцвело улыбкой: ну конечно, письмо от Виктории, любимой подруги, которая уже давно не давала о себе знать.

Обрадованная, девушка взяла его и побежала к себе наверх читать. Милая Виктория! Именно она поддерживала Китти, когда другие дети избегали ее из-за расовых предрассудков. Китти очень страдала, это было жестоко. Виктория и сама не раз сталкивалась с подобным отношением. И кто бы мог подумать, что так относилась к ней родная мать, властная и черствая женщина, которая задалась целью во что бы то ни стало подавить мятежный дух своей живой, непосредственной дочери, превратив ее в идеально (в соответствии с собственными представлениями) воспитанную молодую леди. Возможно, Китти и Виктория сдружились именно потому, что с первого взгляда распознали друг в друге любовь к приключениям и желание поскорей распрощаться с горьким прошлым.