Кэтрин О'Нил - Не говори «прощай»!

Китти сжала виски руками. Нет, так больше нельзя, хватит себя терзать, надо искать способ все исправить!

Почувствовав, как накренилось, поворачивая, судно, она вспомнила слова сэра Гарольда. Чэтемский мыс, что-то знакомое… Ну конечно, на Чэтемском мысу находится виселица, где казнят преступников, ее там специально построили, чтобы с проходящих мимо кораблей можно было наблюдать за казнями. Китти ахнула и бросилась к иллюминатору.

На высоком постаменте под виселицей, окруженной взводом солдат, стояли двое мужчин. Она с ужасом узнала в одном из них Макса. Палач надел ему на голову черный мешок, накинул на шею петлю и дернул за рычаг. Макс провалился в открывшийся люк и отчаянно забился, безуспешно пытаясь достать ногами до земли. Китти истошно закричала. Он дернулся еще два раза и безжизненно повис, неестественно вывернув шею вбок.

В голове у Китти постепенно стало проясняться. Она не имела ни малейшего представления, сколько времени прошло после отъезда из Порт-Блэра. В памяти сохранились лишь неясные, смазанные обрывки воспоминаний о тех кратких моментах, когда она приходила в себя: отдаленный шум волн, бившихся о корпус корабля, крики чаек и качка, качка… Потом ее приподнимали, вливали в рот какую-то прохладную жидкость, и Китти опять проваливалась в небытие. Это повторялось снова и снова. Но однажды, очнувшись в очередной раз, она смутно, как в тумане, увидела вокруг размытые фигуры сообщников сэра Гарольда; они положили ее на носилки и спустили вниз по трапу; потом везли куда-то по темным улицам и наконец внесли в дом. Затем Китти ощутила во рту знакомый вкус и провалилась в небытие.

Видимо, ее накачивали наркотиками, чтобы она не сопротивлялась и не устраивала сцен…

Вырываясь из небытия, она ощущала непонятную тяжесть в груди, как будто на сердце лежал камень. Почему? Она тщилась вспомнить, но не могла: каждый раз, когда ей казалось, что она вот-вот вспомнит, новая порция прохладной жидкости погружала ее в небытие.

Теперь действие наркотиков мало-помалу прекратилось, и прошлое начало возвращаться разрозненными фрагментами — отвратительная сцена в тюрьме, ошеломляющие откровения сэра Гарольда, известие о смерти отца-преступника…

И самое ужасное воспоминание, которое мучило Китти даже в забытьи, заставляя ее сердце болезненно сжиматься, — смерть Макса.

При мысли об этом боль пронзила грудь молодой женщины с такой силой, словно она пережила его казнь только что. Китти вновь охватил ужас, бессилие и отчаяние оттого, что у нее снова отняли любимого, теперь уже навсегда.

Его больше нет.

Она потеряла его… в который раз? Как будто она всю жизнь только и делала, что искала его, находила и теряла опять. Но этот раз был последним, спастись он мог разве что чудом… К глазам Китти подступили слезы. Вновь потерять свою половинку после мучительно-сладостного воссоединения, разве человеческое сердце может пережить такое горе?

Тело мучительно болело, слезы жгли глаза. Она захотела закрыть лицо руками и зарыдать, но не могла пошевелиться.

Что-то ее удерживало. Китти не могла пошевелить ни руками, ни ногами. «Меня привязали», — сообразила она.

Она рванулась, но была слишком слаба, чтобы порвать путы. Стараясь успокоиться, Китти огляделась, чтобы определить, где находится — вокруг царила кромешная тьма, но чувствовался запах свежей земли. Подумав, Китти решила, что лежит на дне ямы, но не под открытым небом, а внутри здания: высоко наверху угадывалось наглухо закрытое ставнями окно, единственная деталь, свидетельствовавшая, что Китти еще не на том свете. Или это какой-то кошмарный сон?

Внезапно послышался скрип открываемой двери, и в лицо ее ударил желтый свет, заставивший сощуриться, и знакомый голос сказал:

— Ну что, проснулась, красавица?

Это был сэр Гарольд с фонарем в руках, как всегда, бодрый и доброжелательный. Его добродушный тон удивил Китти, ведь старший Флеминг, по сути, сделал ее своей пленницей.

— Где я? — спросила она охрипшим после долгого молчания голосом.

— В овощной кладовой в подвале моего дома.

Глаза молодой женщины постепенно привыкли к свету, она увидела, что лежит в яме примерно трех футов глубиной, а ее руки и ноги привязаны веревками к железным прутам, вбитым по углам.

— Может быть, ты хочешь пить? — участливо осведомился сэр Гарольд.

— Чтобы вы опять напоили меня наркотиками?

— Это была вынужденная мера, дорогая, — на его губах появилась виноватая улыбка. — Но теперь все позади. Я пришел обсудить с тобой один план.

— Неужели вы рассчитываете, что я буду участвовать в ваших планах? После всего, что вы совершили?

— Я понимаю, ты чувствуешь себя обманутой, дитя мое, но, согласись, у меня были причины так поступить.

— Да, — сердито бросила она. — Ваши безграничные алчность и честолюбие!

К ее удивлению, сэр Гарольд покраснел.

— Я вовсе не такое чудовище, как ты думаешь, — пробормотал он.

— Вот как? Вы убили Макса, вы обманом заставили меня выкрасть рубин и убили моего отца, и наконец, вы посадили меня в яму, как дикое животное. «Чудовище» еще слишком мягко сказано!

Сэр Гарольд терпеливо вздохнул и присел на краю ямы, поставив на пол фонарь так, чтобы свет бил ей в глаза.

— Пойми, я был вынужден так с тобой поступить. Выслушай меня, чтобы принять правильное решение. Чтобы ты могла меня лучше понять и в доказательство моей искренней симпатии я открою тебе свою страшную тайну, которой не знает больше ни одна душа на свете, даже Чарльз.

— Оставьте и свою тайну, и симпатию при себе!

Сэр Гарольд пропустил ее реплику мимо ушей. Сжав перед собой руки, он начал тихим, размеренным голосом:

— Даже теперь мне все еще трудно произнести вслух эти роковые слова… Видишь ли, моя дорогая девочка, хотя все считают меня идеалом английского джентльмена, это совсем не так. Я родился от внебрачной связи и узнал об этом самым унизительным и болезненным образом, какой можно только представить: человек, которого я считал своим отцом, лишил меня, еще совсем юного, наследства и выгнал из дома без пенни в кармане. Я поклялся себе, что никто никогда не узнает о моем позоре. Я сменил имя и поселился в городе, где меня никто не знал, представляясь людям сыном почтенного сельского сквайра. Я решил во что бы то ни стало выбиться в люди, своими руками добыть то, чего меня лишили — состояния и положения в обществе, — и отправился в Индию. Я упорно шел к своей цели и добился всего, чего хотел, благодаря настойчивости и силе воли.

— И бессовестному обману.

— У меня не было выбора! — взвизгнул сэр Гарольд. — Моя позорная тайна не давала мне покоя. Я жил как в аду, все время боясь, что мои коллеги, начальство, знакомые узнают, кто я на самом деле. Я построил вокруг себя защитную стену респектабельности, чтобы никто не смог проникнуть в мое прошлое. Можешь себе представить, что я почувствовал, узнав, что мой сын, мой первенец — плод преступной связи прелюбодейки-жены и одного из моих подчиненных! И этот ублюдок еще посмел помогать ей в ее чудовищном преступлении! Что мне было делать? Кэмерон был как призрак преследовавшего меня прошлого. Мысль, что мое состояние, обретенное ценой таких усилий, достанется презренному бастарду, сводила меня с ума. Нет, я не мог этого допустить. Похищение пришлось очень кстати, я надеялся, что разбойники прикончат Кэмерона, избавив меня от занозы в сердце. Но они все тянули, и я решил сам его убить, надеясь, что в суматохе нападения никто ничего не заметит. Он должен был умереть, потому что я не мог оставить свое состояние бастарду!