Шерон Пейдж - Вовлеченные в грех

Но сейчас, увидев мрачного и огорченного герцога, Энн испытывала боль от сострадания. Марч был в брюках и небрежно наброшенной на плечи рубашке, мятые края которой свисали над упругими ягодицами. Темные волосы доходили до плеч. Густая щетина, покрывавшая подбородок вчера, за ночь, казалось, выросла еще больше. Сегодня утром она больше походила на всклокоченную бороду.

Энн вспомнила красивого джентльмена с глазами поразительного фиалкового цвета, давшего ей два соверена, чтобы освободить ее от необходимости продавать свое тело. Человек, который стоял перед ней сейчас, выглядел совсем по-другому. Беззаботная улыбка исчезла с его лица. Сейчас у него был такой… опустошенный вид.

Энн помнила, что почувствовала, когда потеряла мать. Как ей было страшно в тот момент, когда она поняла, что потеряла всех, кого любила. Тогда ее охватила ярость. Ужас. Отчаяние. Боль потери оказалась настолько глубока, что она два дня просидела на полу их грязной комнаты без движения. Неужели герцога охватила такая же скорбь, когда, открыв глаза на поле боя, он понял, что ослеп?

Ей хотелось подойти к нему, обнять за талию, прижаться губами к мятой рубашке и покрыть поцелуями широкую грудь. Если и был на свете мужчина, который всем своим видом показывал, как нуждается в теплых объятиях женщины, то это герцог Марч.

Энн пересекла комнату, миновав длинный стол и ряды стульев с прямой спинкой. Но, зайдя с другого конца каминной полки, вдруг остановилась примерно в шести футах от герцога. Это какое-то наваждение. Вчера она прикасалась к его обнаженному телу в самых интимных местах, а сегодня, чувствуя неловкость, стояла, сжав кулаки. Ей очень хотелось прикоснуться к нему, но поймет ли он?

— Я не верю, что вас на самом деле мало волнует ваш дом и окружающая обстановка, — тихо сказала Энн.

— Прости, любовь моя. — Герцог даже не повернулся в ее сторону, прикрыв глаза пушистыми ресницами.

— Я видела, что вы наткнулись на стол, больно ударились, расстроились и накинулись на него. — Энн казалось, что она говорит так, как, бывало, говорила ее мать, когда они жили в Лонгсуорде. Твердо, здраво, основываясь только на фактах. — Уверяю вас, я могу быстро уйти с вашей дороги, если это необходимо.

Темные брови герцога поползли вверх, и на этот раз он повернул голову в ее сторону:

— Ты видела меня в самом безобразном состоянии, когда я набросился на тебя, а теперь стала свидетелем того, как я швыряю мебель по всей комнате. Вот почему тебе нельзя оставаться здесь, любовь моя. Это невозможно. Я говорил, что решу, как с тобой поступить, и вот решил. Я не стану нести ответственность за причинение тебе вреда.

— Не понимаю, почему вы так уверены в том, что навредите мне.

— Ангел мой, я знаю, на что способен. Тебе нельзя оставаться. Мой экипаж доставит тебя, куда пожелаешь. Если хочешь, я заплачу за твои услуги, и ты сможешь воспользоваться этими деньгами, чтобы поехать, куда захочешь.

Сколько же он заплатит ей? Энн на мгновение задумалась… но потом отбросила эту мысль. Этих денег не хватит.

В конце концов, у нее будет шанс сбежать, только если она убедит герцога дать ей такое денежное содержание и подарки, которые получает любовница.

— Мне хочется… — Ей очень хотелось найти какой-то способ помочь ему. Прекратить эти ночные кошмары. Помочь ему ужиться со своей слепотой. Когда ее дед потерял зрение, это происходило постепенно, в течение многих лет. И он радовался, когда Энн гуляла с ним, описывала ему сады и участки… своего дома. А еще дед обожал, когда она ему читала.

Конечно, его не изводили ночные кошмары, не мучили вспышки ярости. Дед был пожилым джентльменом, обожавшим сельскую жизнь, а не молодым герцогом в расцвете лет, известным повесой в Лондоне.

Энн погрызла палец. Ей не хотелось думать о прошлом, она считала, что сейчас это не имеет никакого отношения к ней. А может, имеет. Понравятся ли герцогу такие же простые вещи, каким так радовался ее дед? Помогут ли они ему исцелиться? Может, стоит попробовать?

— А что, если я готова помочь вам другими способами? — прошептала Энн. В правой руке герцога она заметила смятый белый прямоугольник. — Я могу начать с чтения письма для вас, ваша светлость.

Герцог не успел и рта раскрыть, как письмо вытащили из его пальцев.

Он протянул руку, чтобы вернуть, но безуспешно.

— Ты умеешь читать?

— Конечно, — послышался оживленный голос Сэриз, скорее напоминавший голос гувернантки, чем дерзкой куртизанки. — Письмо от… герцогини Марч. — Послышался тихий шелест бумаги. — У вас есть жена, ваша светлость? — с запинкой спросила она.

— Нет, мой ангел. — Девон повернулся к камину, уцепившись руками за твердый край каминной полки. — У меня есть мать.

— Слава Богу.

— Для тебя облегчение узнать, что у меня есть мать? — Девон считал себя счастливчиком в том, что касалось его матери. Она была любящей, нежной и вышла из себя только однажды, когда Девон вляпался в скандал с чужой невестой.

— Просто я хотела сказать, что ужасно чувствовала бы себя, если бы являлась вашей любовницей при наличии жены.

Искреннее облегчение в ее голосе и то, как мягко она говорила, подсказали Девону, что она извелась бы от чувства вины. Это ощущение было ему знакомо. Тем не менее он удивился.

— Ангел мой, объясни, как тебе удалось сохранить доброту и отзывчивость после работы в борделе?

— Я… У меня было мало клиентов. Я считалась на особом положении, — на этот раз торопливо и нервно выпалила Энн. — Я всегда полагала, что они приходили ко мне, поскольку еще не были женаты.

Ее наивность поразила Девона. Как ей удалось сохранить душевную чистоту?

— Я, конечно, никогда не расспрашивала своих… клиентов о личной жизни, — прошептала Энн. — У них явно не было желания вести подобные разговоры.

Губы Девона скривились в усмешке.

Энн вздрогнула, услышав низкий смех герцога. Вряд ли она раскрыла ему что-то опасное для себя, но надо быть осторожнее. Нельзя, чтобы он узнал, кто она такая на самом деле. Самое лучшее — отвлечь его.

— Подождите, ваша светлость, я должна вскрыть письмо.

На крошечном секретере, который стоял перед одним из огромных, во всю стену, окон, Энн увидела нож для писем. Взяв его, она не удержалась и выглянула в окно. За окном расположилась полукруглая терраса из гладких каменных плит, окруженная каменной балюстрадой. Другие террасы тянулись вдоль стен дома. Дождливый день подчеркивал зелень аккуратно подстриженной травы и пышного, ухоженного парка. Несмотря на приближение осени, повсюду цвели золотистые и алые цветы.

Красиво. Почти как в Лонгсуорде.

Держа нож дрожащими пальцами, Энн вскрыла печать. Нож оказался тяжелым. Он был сделан из серебра и украшен двумя красивыми и явно дорогими сапфирами. Такой легко продать за целое состояние.