Шерон Пейдж - Вовлеченные в грех

Девон беспомощно моргал. Он никогда не думал, что Каро такая прямолинейная и резкая.

— И что она ответила?

— Что она могла ответить? В душе Энн понимает, что ничем невозможно оправдать ваш обоюдный отказ от шанса создать любящую семью. Девон, пожалуйста, поезжай к ней. Если ты не сделаешь это, Лиззи, Уин и я решили, что все вместе превратим твою жизнь в ночной кошмар.

С ума сойти. Десять месяцев назад он думал, что сходит с ума. Энн заставила его вынырнуть из темноты, в которую он сам себя погрузил. Теперь там скрывается она.

— Ты все еще любишь ее, Девон?

— Я всегда буду любить ее, Каро.

— Тогда поезжай! Женись на женщине, которую ты любишь, Девон. После всей той боли, которую ты вынес, я хочу, чтобы ты обрел счастье. Мы все этого хотим.

Девон нырнул под навес низкой крыши и постучал в дверь сельского домика. Прошло несколько мгновений, но за дверью не было слышно никакого движения. Девон изо всех сил заколотил в дверь. Его кулак обрушился на дверь с такой силой, что кожа перчаток в тех местах, где были косточки пальцев, лопнула.

— Энн! Ты здесь?

Никакого звука в ответ, только унылое завывание ветра. По камзолу Девона барабанил дождь, а ветер продувал шею. У Девона застыла кровь в жилах. Неужели он появился здесь слишком поздно? Где Энн?

Девон направился к каменной конюшне. Пони спокойно жевал сено, а когда Девон обогнул постройку, едва не столкнулся с мальчишкой, работавшим на конюшне.

— Где твоя хозяйка? — Девон молился, чтобы парнишка не сказал, что она отправилась рожать. Вдруг что-то пошло не так? — Я — герцог Марч, — грубовато добавил он. — Друг.

— Моя хозяйка отправилась погулять. — Мальчишка указал на узкую тропинку, которая вилась вдоль холмов. — К вершине холма.

Потом Девон увидел ее. Маленькая фигурка с трудом поднималась вверх по тропинке. Энн гуляла. Одна. Даже отсюда Девон видел, как сильно она округлилась. Каро говорила, что она может родить в любую минуту.

— Энн! Стой!

Она остановилась под хлеставшим дождем, медленно повернулась.

— Девон?

Он подбежал к ней и подхватил на руки. Но Энн вскрикнула, когда он прижал к себе ее живот, и Девон тут же поставил ее на ноги.

— Ангел мой, прости меня.

— Девон, почему ты приехал сюда? Через четыре дня у тебя помолвка.

— Это все беспочвенные слухи. Но я надеюсь обручиться сегодня. Здесь. Сейчас. Для меня больше никого не существует, кроме тебя, Энн.

Она побледнела и вдруг положила руку на живот. Девон подхватил ее на руки и понес вниз по тропинке к дому.

— Хорошо, Энн, не здесь. В твоем положении тебе нельзя гулять. Одной, по скалистой тропинке, да еще в непогоду.

— А тебе нельзя носить меня, Девон. Я боюсь, что мы оба упадем.

Он с такой нежностью посмотрел на нее. Энн тяжело сглотнула. Это был взгляд, который способен покорить сердце любой женщины. Она любит его. И прошедшие семь месяцев ничего не изменили. Она все еще любит его так, что захватывает дух. Бесконечно. Безнадежно.

— Я приехал в надежде вскружить тебе голову. А вместо этого мне приходится возвращать тебя на землю. — Девон поставил Энн на ноги, но заставил ее взять его под руку. — Много лет назад я считал, что должен завоевать женщину, которую хочу. Теперь я понял, что любить тебя — означает предоставить тебе выбор. Я хочу тебя, но не могу прийти и взять тебя силой. Все, что я могу, — это еще раз сделать тебе предложение и надеяться, что ты скажешь «да». Я люблю тебя, Энн. Вся моя семья благословила меня на поездку к тебе. Они не просто одобрили это, — усмехнулся Девон, — они потребовали, чтобы я поехал немедленно.

Энн хотелось этому верить. Когда-то она, получившая аристократическое воспитание молодая леди, мечтала о любви. Жизнь в трудных условиях сделала ее практичной. Она любит этого человека, слишком сильно любит, чтобы позволить ему сделать выбор, о котором он в конце концов пожалеет.

— Твои сестры сказали мне, что я никак не повлияю на их шансы выйти замуж. Но скандал из-за нашего брака все равно отразится на них. Я была шлюхой, — тусклым голосом сказала Энн. — Как же я могу выйти замуж за герцога и стать герцогиней? Меня никогда не примут в обществе. Я должна подумать о нашем ребенке. Моя запятнанная репутация навредит ему.

— Поверь мне, Энн, никто в обществе не посмеет и слова сказать против тебя…

— Девон, надеюсь, ты больше никого не избил в Гайд-парке?

— Нет. Все прекрасно знают, что меня лучше не провоцировать. Когда ты станешь моей женой, они отнесутся к тебе с уважением.

— Но без особого желания. За вежливостью будет скрываться злоба, которая примется искать выход.

Девон остановился и развернул ее к себе. Лицо у него было бледное, ветер трепал мокрые волосы.

— Энн, какая разница, кто и что думает? Меня не волнует твое прошлое, и мне наплевать, что об этом думает в обществе какая-нибудь лицемерная матрона. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Семь месяцев я с благоговейным трепетом наблюдал, как ты открыла свою школу и работала, пытаясь хоть что-то изменить в этом мире. Ты — самая поразительная женщина из тех, что мне приходилось встречать. — Девон опустил голову. — Или ты продолжаешь говорить «нет», потому что считаешь, что я не слишком подхожу для тебя?

— Девон!

Он неуверенно протянул руку и положил ее на живот Энн.

— Я хочу, чтобы наш ребенок родился в законном браке. Мечтаю растить его вместе с тобой. Энн, позволь мне это сделать. Я обещаю, что буду хорошим мужем и отцом. Знаю, что ты хочешь независимости, но, может, ты доверишься мне и дашь шанс попытаться сделать счастливыми тебя и нашего ребенка?

У Энн разрывалось сердце.

— Мне хочется сказать «да», но я так боюсь…

У нее так скрутило живот, что она не могла говорить. Задыхаясь, она прижала руку к животу, чуть ниже руки Девона. Он поддерживал ее под локоть, стараясь приободрить. Вдруг между ног у нее потекла вода.

— Боже мой! Я гуляла, потому что… потому что повивальные бабки в трущобах всегда твердили, что если женщина ведет активный образ жизни, то ребенок может родиться быстро. Я с нетерпением ждала этого! Думаю, я очень хорошо постаралась, у меня только что отошли воды. Я рожаю!

Волны боли быстро накатывали одна за другой. Девон молился, чтобы священник не покидал гостиную.

Домик Энн оказался удивительно простым, с тонкими стенами. На плите закипела вода, и теперь он теплой водой обмывал ей лицо, убирая влажные от пота волосы. Как он мог позволить ей уехать от него?

— Я знаю, что представляет собой светское общество, — прошептала Энн. — Я ненавижу его за то, что оно обвиняет невинные жертвы. Я презираю его за осуждение девушек, которые потеряли честь только потому, что мужчина воспользовался своим преимуществом над ними. Я знаю, что никогда не буду угодна этому обществу. Ты — герцог. Тебе нужна талантливая, остроумная жена, которой восхищается свет…