Роберт Стивенс - Тайна королевы Елисаветы

— Совершенно верно, — сказал Гель спокойно.

Ему не хотелось говорить ей, что его огорчило не то, что она представилась больной, а то, что она отвечала так искренно на его ласки: к чему она представлялась в такой мере, ведь этого вовсе не требовалось? Ему хотелось высказать ей многое, но теперь не время было разговаривать. Кит стоял и ждал его приказаний, раненый разбойник тоже не спускал с него глаз. Он должен был забыть на время свои личные чувства и заботиться о безопасности своей и других.

— За этой дамой надо следить, — сказал он холодно. — Кит, ты останешься здесь, пока я не пришлю Антония. Смотри, чтобы она не помогла каким-нибудь образом взобраться Барнету и его людям в окно. Нет, сударыня, Кит не стеснит вас, он может оставаться в другой комнате и оттуда наблюдать за вами в открытую дверь. Но помни, Кит, что если ты увидишь, что эта дама подходит к окну и делает знаки нашим врагам, ты имеешь полное право принять какие угодно меры, чтобы помешать ей делать это. Итак, сударыня, я вас предупредил об этом.

И, вежливо поклонившись, он вышел из комнаты. Боттль уселся на другой конец лестницы и не спускал глаз со своей пленницы.

Внизу Гель нашел Антония, стоявшего у главных дверей и равнодушно прислушивавшегося к тому, как стучал в нее Рогер Барнет, именем королевы приказывая открыть эти двери. Гель тотчас отправил его наверх сменить Кита Боттля, затем разыскал Оливера, к своему удивлению убедившегося в том, что он не умер, и велел ему идти также наверх, отнести раненому разбойнику воды и хорошенько перевязать его раны, а также раны Френсиса и Тома.

Затем Гель обошел весь дом. Оказалось, что все люди, расставленные им у окон и дверей, на своих местах, все они передавали ему, что хотя в двери разбойники и ломились, но нигде им не удалось открыть их.

Вернувшись в большую комнату внизу, Гель встретился с Китом; тот объявил ему, что Барнет велел своим всадникам спешиться и отвести лошадей подальше. Он расставил везде караульных, а сам уселся на край фонтана, по-видимому, у него болит нога, так как он хромает.

— Как ты думаешь, что он теперь намерен делать? — спросил Мерриот, не рискуя выглянуть в окно, чтобы Барнет не увидел его лица.

— Время покажет. Он или атакует нас или будет выжидать. Но вряд ли он пойдет в атаку.

— Почему нет?

— Он очень осторожен и терпелив. Ведь на дворе еще сохранились следы недавней схватки, и он прекрасно знает, что мы все вооружены. Барнет думает, что загнал зайца, а поймать его теперь легко. Кроме того, во время схватки легко можно ранить или убить человека, а Барнет желает доставить своего пленника живым в Лондон. Он наверное предпочтет выжидать и бездействовать пока.

— Почему ты это говоришь так уверенно?

— Потому что он теперь сидит и набивает себе трубку и, кажется, готовится закурить ее. Если Рогер Барнет закурил трубку, значит, он приготовился сидеть и выжидать. Никто не в состоянии заставить его действовать, пока он не выкурит своей трубки.

— Если он подождет до завтрашней ночи, моя миссия, что касается спасения других окончена. Шесть дней прошло с тех пор, как мы выехали из Вельвина, и потребуется не менее четырех при такой погоде, чтобы вернуться туда назад.

— А затем нам придется уже спасать собственные шкуры, не так ли? Дело в том, что если Барнет убежден, что человек, которого он ищет, находится в этом доме, он не уйдет отсюда, пока человек этот не околеет с голоду. А если он узнает, что, несмотря на это, его настоящая жертва скрылась, он будет вымещать свою неудачу на человеке, обманувшем его, и тогда ждать от него пощады нечего. Уж все равно кого, но кого-нибудь он поведет отсюда на расправу в Лондон.

— Ну, в таком случае послезавтра, — проговорил Мерриот, — мы будем вправе пустить в ход всю нашу хитрость и ловкость, чтобы избежать его козней.

— Много потребуется ловкости и хитрости, чтобы удрать от Барнета, после того, как он уже настиг нас. Кроме того, ведь нашим плохо вооруженным людям не сравняться с его богатырями. Все они вооружены с головы до ног. Не думайте, что я боюсь смерти, или что я трушу — я говорю все это только потому, что считаю долгом предупредить обо всем.

— А что если мы пристрелим Барнета из окна?

— Это — бесполезно. Во-первых, мы вряд ли попадем в него, и к тому же наверное на нем надет панцырь, а тогда он вовсе рассвирепеет и может поджечь дом. Во-вторых, если мы даже и убьем его, то наверное его помощник Гудсон, подожжет тогда сам от себя наш дом. Ведь это — не Румней, эти не струсят и не сбегут.

— Но, может быть, нам удастся уменьшить число его людей, подстреливая их по очереди, из окна, а затем мы можем сделать вылазку и, если удастся, мы тогда прорвемся через строй неприятеля.

— Нет, это не годится: вместо каждого убитого Барнет достанет двух живых из ближайшего селения. Ведь до сих пор он не прибегает к посторонней помощи только потому, что хочет, чтобы вся слава этой поимки принадлежала ему одному, но если мы рассердим его, он не задумается призвать местные власти для исполнения приговора королевы.

— В таком случае нам ничего, значит, не остается сделать для своего спасения?

— Пока ничего, надо выждать, может, время укажет, как нам быть. Он будет сидеть и выжидать в полной уверенности, что голод наконец заставит нас сдаться, или, по крайней мере, перессорит здесь всех, так что сами люди выдадут вас с головой. Но Барнет очень ошибется: мы запаслись провизией и выдержим еще долго.

— Хорошо, что Антоний принес… — начал было Гель, но в эту минуту вошел Оливер и сказал:

— Эта дама просит вас прислать ей что-нибудь поесть, она умирает от голода.

— Я тоже, да, я думаю и все остальные также, но где же провизия, которую принес Антоний?

— Я знаю, что провизия эта похищена разбойниками, — сказал Оливер, — я видел, как они отобрали ее у Антония, когда он упал, а потом они увезли ее с собой.

В комнате воцарилось мертвое молчание. Гель и Кит Боттль старались не смотреть друг на друга; наконец, Гель первый оправился.

— Скажи этой даме, — обратился он к Оливеру, — что ей придется немного поголодать, так как в данную минуту у нас ничего нет у самих; потом я постараюсь достать для нее что-нибудь у нашего неприятеля.

— Но, в таком случае, ведь Барнет сразу узнает, как обстоят наши дела, — сказал Кит Боттль, когда Оливер ушел.

— Что же делать? Мы, во всяком случае, можем выдержать два дня без еды. А после этого Барнет только убедится в том, что ему не придется долго курить своей трубочки, вот и все.

День медленно проходил своим чередом, снег перестал идти, но небо было пасмурно, и все кругом носило какой-то грустный серый отпечаток. В большом пустом доме все было тихо, и только по временам слышен был треск полов, раздававшийся громко, как ружейный выстрел.