Фрэнк Кеньон - Мой брат Наполеон

— И тем не менее ты переехал из Люксембургского дворца в Тюильри, — с вызовом заметил Люсьен. — Поспешил занять традиционную резиденцию французских королей.

Наполеону нечем было возразить, поэтому он продолжил прежнюю тему:

— Мы должны проявлять осмотрительность, пока я не укрепил свои позиции первого консула.

— И как ты предполагаешь это сделать?

— Действительно — как? — улыбнулся загадочно Наполеон.

— Быть может, ты выступишь с предложением о продлении срока пребывания на этом посту…

— Такая возможность существует, благодарю тебя Люсьен. Или стать первым консулом пожизненно.

— Просто невыносимо! — проговорил Люсьен сердито.

Его позиция удивила меня, но потом я вспомнила, что Люсьен — убежденный и непоколебимый республиканец. В последнее время Наполеон был им крайне недоволен и уже сожалел, что содействовал его назначению на должность министра внутренних дел. С Люсьеном произошло что-то странное после перенесенной им длительной болезни, которую в семье отказались признать как нервное расстройство — нечто более постыдное в глазах людей, чем сифилис.

И не то чтоб он был несчастлив в браке; Люсьен обожал жену и повысил ее социальный статус, обучив читать и писать. Но у Кристины было слабое здоровье, она часто болела, и врачи опасались, что она долго не проживет.

Возможно, по этой причине Люсьен, когда-то веселый и беззаботный, сделался угрюмым и замкнутым. Тем не менее он по-прежнему активно участвовал в политической жизни. Его друзья были преимущественно журналисты — небольшая группа, находившаяся в оппозиции к политике Наполеона. Они часто собирались в доме Люсьена и не скрывали своих взглядов и целей. По их убеждению, Наполеон Бонапарт являлся диктатором, которого, если он взорвется, следовало сместить. Об этом, вероятно, думал Наполеон в тот вечер за ужином, ибо, прежде чем разговор зайдет слишком далеко, он строго предупредил.

— Министр внутренних дел, — заявил Наполеон внешне спокойно, — должен помнить, что он один из Бонапартов, и обязан быть преданным своей семье, а не ее врагам.

— Только одному человеку, претендующему не роль главы семейства! Это ты хочешь сказать! — возразил Люсьен.

— Ты прав, Люсьен, абсолютно прав.

— Угрожаешь? — спросил Люсьен в бешенстве.

— Пока нет, но отнесись к моему предупреждению серьезно и поостерегись.

Веселенький семейный ужин! В наступившей неловкой тишине моя старшая сестра Элиза, желая переменить тему, попыталась затеять с Жозефиной разговор о живописи и литературе. Ею руководила не доброта и не стремление как-то умерить антипатию, которую испытывали к Жозефине все мы. Просто она рисовалась. Будучи внешне самой непривлекательной из сестер Бонапарт, она искала утешения в искусстве и покровительствовала различным кружкам художников в Париже. Дорогая Элиза навлекла на себя гнев Наполеона, выйдя без его согласия замуж перед первой итальянской кампанией, когда его не было в Париже. Всегда строптивый Люсьен поддерживал ее в этом — еще один повод для холодного к нему отношения. Муж Элизы, Феликс Бачокки, был старше ее на пятнадцать лет. Денег у него было мало, а из-за отсутствия всякого честолюбия он не поднялся в армии выше чина капитана.

Внимательный и обходительный, он позволял мужеподобной Элизе безраздельно командовать собой. Насколько я припоминаю, он обладал одним талантом — довольно хорошо играл на скрипке. Наполеон относился к Феликсу снисходительно, потому что он, в отличие от нас, не причинял ему неприятностей, держался в тени и не предъявлял никаких требований.

Я почти не слушала Элизу, когда та, вынуждая Жозефину непонимающе пучить глаза, прочла целую лекцию о произведениях какого-то неизвестного писателя, чье имя я тут же забыла. Мои мысли были заняты предположением, что Жозефина — с помощью минеральной воды или без нее — принесет Наполеону наследника. Любопытно: сделалась ли она бесплодной, родив в молодости двоих детей, или же Наполеон оказался неспособным производителем?

Ни одна женщина, с которой он провел время в постели — а их становилось все больше и больше, — не забеременела от него. По крайней мере, он не мог утверждать наверняка, поскольку эти женщины не ограничивались только его ласками. Под монотонный, навевающий скуку рассказ Элизы я размышляла над тем, что было бы неплохо найти для Наполеона какую-нибудь еще невинную девушку и тщательно оберегать ее от контактов с другими мужчинами, пока она не забеременеет. Но, трезво подумав, я выбросила эту мысль из головы. Слов нет, я хотела развода Наполеона с Жозефиной, но в еще большей степени я желала, чтобы моего сына провозгласили наследником первого консула. А пока мне следовало постараться расположить к себе Наполеона и подготовить почву для триумфа. Счастливый случай, едва не закончившийся трагически, вскоре предоставил мне такую возможность.

Незадолго до моих родов и после отъезда Мюрата в Дижон Наполеон официально уведомил, что он и его семья в такой-то вечер отправятся в парижскую Оперу на премьеру оратории Гайдна «Сотворение мира». Перед этим был семейный ужин в Тюильри. Усталый Наполеон за столом уснул. Потом он перешел в кабинет, где опять уснул. Жозефине все-таки удалось поднять его, и довольно поздно мы выехали. В карете Наполеона, которая возглавляла процессию, находились несколько официальных представителей его «двора». Я ехала с Гортензией и Жозефиной в ее экипаже. Наполеон приказал своему кучеру поспешить, и мы скоро потеряли их карету из виду. Когда мы въехали на Ру-Сен-Никез, улица была запружена толпами ликующих парижан. Как я успела заметить, некоторые из них стояли на повозке, запряженной ослом, которого привязали к ограде. Через мгновение раздался оглушительный взрыв. Коляска Жозефины сильно накренилась и чуть не опрокинулась. На наши головы и плечи посыпались осколки выбитых оконных стекол. В ужасе я выскочила из экипажа и посмотрела назад. От повозки с ослом почти ничего не осталось. Слышались ужасные вопли и стоны; повсюду валялись раненые и убитые. Пока я, потрясенная, молча взирала на эту жуткую сцену ко мне подбежал Наполеон.

— Каролина, ради Бога!

Все еще напуганная, я тем не менее внешне держалась спокойно, чувствуя, что в присутствии Наполеона это необходимо, и даже сумела довольно хладнокровно заявить:

— Я должна помочь раненым.

Заглянув в коляску и убедившись, что Жозефина и Гортензия не пострадали, он опять повернулся ко мне.

— Помочь раненым? Для этого есть другие. Я поручу кому-нибудь доставить тебя домой.

— Я должна быть в театре, как запланировано, — возразила я.

— У тебя железные нервы, — заметил он, посмотрев на меня с восхищением.