Александр Дюма - Амори

— Кто может сердиться на вас, ангел чуткости? — сказал Амори, от которого ускользнуло чувство горечи, вызвавшее эти слова, и который понял ее извинения буквально.

В этот момент, верный данным распоряжениям, Жозеф доложил, что экипаж для Антуанетты подан.

— Я еду с Антуанеттой? — спросил Амори у доктора.

— Нет, мой друг, — сказал господин д'Авриньи, — несмотря на вашу отцовскую роль, вы слишком молоды, и вам следует соблюдать в ваших отношениях с Антуанеттой самые жесткие правила, не из-за вас, разумеется, а ради общества.

— Но я приехал на почтовых лошадях и отпустил экипаж, — сказал Амори.

— Вторая коляска к вашим услугам, пусть это вас не беспокоит. Теперь вы не можете жить на улице Ангулем. Когда захотите посетить Антуанетту в Париже, я вас прошу наносить визиты в сопровождении одного из моих старых друзей. Де Менжи бывает у нее трижды в неделю в определенные часы. Он будет счастлив сопровождать вас к ней. Он это делает, как мне рассказывала Антуанетта, для Филиппа Оврэ.

— Значит, я теперь чужой?

— Нет, Амори, для меня и для Антуанетты вы — мой сын. Но в глазах света вы — молодой человек двадцати пяти лет и только.

— Будет забавно постоянно встречать этого Оврэ, которого я терпеть не могу. А я поклялся не встречаться с ним!

— Пусть он приходит, Амори, — воскликнула Антуанетта. — Вы увидите, какой прием он встретит. И, наверное, у него очень толстая кожа, если он будет продолжать свои визиты.

— Да? — сказал Амори.

— Вы сможете судить об этом сами.

— Когда?

— Уже завтра. Граф де Менжи и его супруга посвящают бедной затворнице три вечера в неделю: вторник, четверг и субботу. Завтра суббота, приходите завтра.

— Завтра… — прошептал Амори нерешительно.

— Обязательно приходите, — сказала Антуанетта, — мы так давно не виделись, нам есть о чем поговорить!

— Идите, Амори, идите, — сказал господин д'Авриньи.

— Тогда до завтра, Антуанетта, — сказал молодой человек.

— До завтра, брат, — сказала Антуанетта.

— До следующего месяца, дорогие дети, — сказал господин д'Авриньи, который с меланхоличной улыбкой слушал их спор. — Если в течение этого месяца я вам буду нужен по какой-нибудь важной причине, я разрешаю вам приехать ко мне.

Опираясь на руку Жозефа, он проводил их до экипажей и, обнимая их, сказал:

— Прощайте, друзья мои.

— Прощайте, отец, — ответили молодые люди.

— Амори, — крикнула Антуанетта, в то время как Жозеф закрывал дверцу. — Не забудьте: вторник, четверг и суббота.

Потом сказала, обращаясь к кучеру:

— Улица Ангулем.

— Улица Матюрен, — сказал Амори.

— А я пойду на могилу моей дочери, — сказал господин д'Авриньи, проводив глазами удаляющиеся экипажи.

И, опираясь на руку Жозефа, старик пошел по дороге к кладбищу. Чтобы отдать вечерний поклон дочери, как он делал это каждый день.

На следующий день Амори приехал в особняк графа де Менжи, с которым, впрочем, они были знакомы, поскольку Амори много раз встречал его прежде в доме господина д'Авриньи.

Тогда их отношения были холодными и редкими. Юность тянется к юности, но старается отдалиться от старости.

Письмо Антуанетты графу опередило Амори. Она хотела предупредить своего старого друга о намерениях господина д'Авриньи, касающихся роли покровителя, какую он дал или, скорее, разрешил взять своему воспитаннику, и предупредить таким образом вопросы, сомнения или удивление, какие могли бы привести Амори в замешательство или ранить его.

Когда Амори приехал, граф уже ждал его и принял его, как человека, облеченного полным доверием господина д'Авриньи.

— Я восхищен, — сказал ему господин де Менжи, — что мой бедный старый друг дал мне в помощники второго опекуна Антуанетты, который, благодаря своей молодости, сумеет читать лучше меня в сердце двадцатилетней девушки, который сможет посвятить меня в планы моего друга.

— Увы! Сударь, — ответил Амори с грустной улыбкой, — моя молодость состарилась с того момента, когда я имел честь познакомиться с вами. Я так много смотрел в свое собственное сердце за эти шесть месяцев, что не уверен в моей способности читать в сердцах других.

— Да, я знаю, сударь, — сказал граф, — я знаю, какое несчастье вас постигло и как ужасен был удар. Ваша любовь к Мадлен была той страстью, которая заполняет всю жизнь. Но чем больше вы любили Мадлен, тем важнее долг по отношению к ее кузине, к ее сестре. Именно так, если я хорошо помню, ее называла Мадлен.

— Да, Мадлен очень любила нашу подопечную, хотя в последнее время эта дружба несколько остыла. Но господин д'Авриньи объяснял это болезненными отклонениями, последствиями высокой температуры.

— Ну что ж, поговорим серьезно, сударь. Наш дорогой доктор хочет выдать ее замуж, не правда ли?

— Я полагаю.

— А я в этом уверен. Не говорил ли он о некоем молодом человеке.

— Он говорил о многих, сударь.

— А о сыне одного из его друзей?

Амори понял, что он не может отступать.

— Вчера он произнес при мне имя Рауля де Менжи.

— Моего племянника? Я знал, что таково желание моего дорогого д'Авриньи. Вы, должно быть, знаете, что я предполагал женить Рауля на Мадлен.

— Да, сударь.

— Я не знал, что д'Авриньи уже дал право вам, и по первому слову, сказанному им об этом обязательстве, я отказался от моей просьбы. Должен признаться, теперь я попросил для Рауля руку Антуанетты, и мой бедный друг ответил, что он не будет препятствовать этому плану. Буду ли я иметь счастье, сударь, получить теперь и ваше согласие?

— Разумеется, сударь, — ответил Амори с некоторым волнением, — и если Антуанетта полюбит вашего племянника… Но, простите, мне казалось, что виконт — атташе в посольстве Санкт-Петербурга?

— Конечно, сударь, он второй секретарь, но он получил отпуск.

— И он скоро приедет? — спросил Амори, и сердце его сжалось.

— Он приехал вчера, и я буду иметь честь вам его представить. Вот и он.

В этот момент на пороге появился изысканно одетый высокий молодой человек с темными волосами, спокойным и холодным лицом. Он носил в петлице ленточки орденов Почетного Легиона, Полярной Звезды Швеции и Святой Анны России.

Амори одним взглядом оценил физические достоинства своего собрата в дипломатии.

Когда граф де Менжи назвал их имена, молодые люди холодно поклонились друг другу. В некоторых кругах холодность является свидетельством хороших манер, поэтому господин де Менжи не заметил отчужденности, которую его племянник и Амори инстинктивно продемонстрировали друг другу.

Тем не менее они обменялись несколькими банальными фразами. Амори хорошо знал посла, покровителя Менжи. Темой для разговора послужила французская дипломатическая миссия при русском дворе. Виконт рассыпался в похвалах царю.