Барбара Эвинг - Гипнотизер

— Когда ты нарисовал это?

— После того как прочел дневник Гвенлиам.

— Когда ты возвращался на Гвир?

— Никогда.

— Но тебе в ту пору было лишь пять лет.

Снова в комнате повисла тишина, только потрескивали поленья. Она внимательно разглядывала картину.

— А что означает гипнотизер? — спросил он.

Она медленно опустилась на стул.

— Но если ты читаешь газеты, то наверняка слышал об этом.

— Я думал, что гипноз практикуют только в больницах. Когда больному должны отхватить ногу, приглашают специального человека, который усыпляет несчастного…

— Этот метод действительно применяется в больницах.

— Ты тоже ходишь туда?

— Иногда.

— И это помогает людям?

Он не отрывал глаз от ее лица.

— Я знаю, что этот метод работает. Но многие врачи не верят в него. Иногда я посещаю лондонский лазарет, где работают доктора, которые умеют погружать людей в состояние транса, а это означает, что пациенты не ощущают боли.

— Это какой-то фокус?

— Нет, не думаю.

— Когда я был маленьким, ты лечила меня с помощью гипноза?

Она была удивлена.

— Не знаю, — медленно проговорила она, — но, возможно, моя энергия передавалась тебе, и это помогало облегчить твое состояние.

Корделия не хотела смущать его, произнося слово «любовь». Она вспомнила, как вначале держала голову приходивших к ней людей, помогала им, воскрешая в памяти образ своего сына. Этого мальчика.

— Ты не помнишь, но твоя тетя Хестер была гипнотизером. Возможно, я унаследовала ее способности.

— А что это была за песня?

— Какая песня?

Однако она знала, о чем он спросил. Он ждал. Наконец она нашла в себе силы пропеть первые строчки:

Он смотрел на нее с такой страстью, что это причиняло ей физическую боль. Корделии казалось, что он прожигал ее взглядом. Его горячее восклицание стало для нее полной неожиданностью.

— Могу ли я остаться здесь, чтобы жить и рисовать?

Вопрос застал Корделию врасплох. Ничего не понимая, она решила, что ослышалась.

— Что ты сказал?

— Могу ли я остаться здесь жить и рисовать?

На этот раз она пришла в такое волнение, что, когда поднялась на ноги, перед глазами поплыли темные круги. «Я должна остановить это». Корделия постаралась взять себя в руки.

— Твой папа…

Он взорвался — перед ней снова был маленький мальчик.

— Герцог Ланнефид похож на толстую свинью!

Она была потрясена.

— Он самый отвратительный человек из всех, кого мне доводилось встречать. Он постоянно всех задирает, считая себя наместником Бога на земле! Бог свиней! — Морган горько рассмеялся. — Папа боится герцога. Боится его так, словно он до сих пор ребенок! Ты можешь себе это представить? Герцог печется только о Манон, балует ее, и он настаивал на том, чтобы они вместе повели первый танец на свадьбе. Герцог выглядел глупо — такой низкорослый, а Манон такая высокая! Он упал во время танца, так что его действительно было не отличить от свиньи. И теперь вообще не может ни ходить, ни подниматься по лестнице. Он обосновался в гостиной в доме на площади Гросвенор. На ногах у него распорки, а еще он все время пьет виски, и в комнате ужасный запах!

Корделия попыталась представить эту лишенную всякого аристократизма картину. На мгновение она застыла в молчании, а затем произнесла:

— Я думаю, что именно страх заставил вашего отца прятать нас на Гвире.

— Он знает, что Гвенни виделась с тобой?

— Не думаю, Морган. Мне было очень важно, чтобы все сохранилось в тайне.

— Я считаю, что ему все известно, потому что я слежу за ним с тех пор, как прочел дневник Гвенни. Я наблюдаю за ним каждый день и вижу: что-то произошло. Думаю, он догадывается, потому что выглядит напуганным. Возможно, он тоже прочел дневник Гвенни. И он пьет каждый день. Представь себе компанию герцога и леди Розамунд. Мы называем ее Снежной королевой. Что, если правда выйдет наружу?

Она замерла в напряженном ожидании, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Признания сына стали для нее настоящим откровением.

— По-моему, леди Розамунд могла бы убить отца, если бы узнала о твоем существовании. О том, что ты жива. Она не вынесла бы такого позора. Леди Розамунд только и говорит о семейной чести. А герцог, наверное, поднялся бы на своих распорках и явился сюда с пистолетом. Если бы узнал, что мы были рождены не в браке.

— Не надо постоянно напоминать себе об этом, Морган!

Она понятия не имела, преувеличивает ли он или говорит правду, однако ее невольно охватила паника.

— Вы дети своего отца, и он принял вас как законнорожденных. Вы живете в его доме. Ты не должен так говорить.

Неожиданно ее поразила новая мысль.

— Манон знает?

— Она слишком занята своим герцогом.

— Если бы эта история стала известна, то не было бы никакого герцога.

— Мне совершенно безразлично!

И вдруг он улыбнулся, впервые за вечер.

— И мне абсолютно все равно, законнорожденные мы или нет.

Корделия не улыбнулась в ответ. Она была готова обрушить на сына весь свой гнев.

— Морган, послушай меня! Ты можешь позволить себе быть беспечным. Но я не смогла бы вырастить вас, если бы ваш отец бросил нас на произвол судьбы. У меня не было денег. То, что он взял на себя ответственность за ваше воспитание, принесло вам пользу. Если бы вы остались со мной, мы давным-давно оказались бы в работном доме!

— Твой дом не выглядит как работный. Это папа дает тебе деньги?

Она решила, что сын имеет право задавать подобные вопросы, однако все же ощутила странность своего положения — ей было непривычно обсуждать эту тему.

— Нет, — сказала она, помолчав. — Моя работа и работа Рилли принесла нам процветание. Денег у твоего отца я никогда не брала.

— Могу я остаться здесь и рисовать? — спросил он в третий раз. — Мы могли бы поехать в Америку!

В ее памяти возник знакомый образ, который заставил ее задрожать. «Их Америка, страна меда, ковров и чужестранных фруктов». Она с жаром проговорила:

— Нет, Морган! Такого никто не позволит.

— Но ты могла бы поговорить с папой.

Она не скрывала того, насколько ее расстроили слова сына.

— Морган, я не разговаривала с твоим отцом много-много лет. В мире нет ничего, что заставило бы его признать мое право быть частью вашей жизни. Тебе пятнадцать лет, ты уже достаточно взрослый, чтобы разбираться в подобных тонкостях. — Она пожала плечами. — Кроме того, я не имею ни малейшего желания разговаривать с вашим отцом. Я его даже видеть не хочу. Давным-давно именно он запретил мне быть рядом с вами.

— Но почему ты должна ему подчиняться? Он обманул, он сказал, что ты умерла. Я хочу, чтобы ты вылечила меня от головных болей.