Барбара Эвинг - Гипнотизер

— Ваша светлость, надеюсь, вы понимаете, что нам крайне необходимо выяснить все передвижения вашего сына накануне вечером.

— Я обязательно сообщу куда следует о вашем наглом вторжении. Я герцог Ланнефид, а не какой-нибудь простолюдин… — Он замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. — Или владелец виллы!

Инспектор Риверс молча выслушал своего визави, однако не сдвинулся с места; в конце концов, изрыгая громкие проклятия по адресу тех, кто смеет вторгаться в дом, погруженный в траур, герцог яростно дернул за шнурок с колокольчиком. Один из лакеев, сохраняя на лице презрение ко всему на свете, исчез куда-то, повинуясь приказу хозяина. Герцог побарабанил пальцами, а потом прищелкнул, и в огромной комнате, уставленной темными столами, высокими диванами и устрашающими стульями, материализовался еще один лакей, чтобы налить хозяину следующую порцию утреннего виски. В дальнем углу комнаты за шахматной доской юноша сидел по-прежнему тихо, словно его неподвижность делала его невидимым.

Констебль Форрест продолжал мужественно нести вахту у дверей, внимательно наблюдая за происходящим. Он ни разу в жизни не бывал в доме, подобном этому, и не в силах был скрыть разочарования: констебль представлял себе нечто более блестящее и великолепное. Он вдруг поймал себя на мысли, что всей душой стремится поскорее вернуться в две съемные комнатки в Воксхолле, где они так счастливы с женой и своим малышом. Одну из комнат они покрасили, и теплые языки огня отражались на чистых коричневых стенах.

Когда в гостиную вплыла леди Розамунд Эллис, всем показалось, что в комнате стало еще холоднее: ее черное платье резко контрастировало с ледяной белизной лица, бледного и хранившего такое высокомерное выражение, что два явившихся полисмена могли бы принять ее за восковую фигуру. За ней шли две дочери. Юноша, который был до этого занят игрой в шахматы, незаметно скользнул вдоль стены и присоединился к группе, однако мать бросила на него взгляд, не оставлявший сомнений, — от ее внимания ничего не могло ускользнуть. Трое молодых людей стояли бледные, низко опустив головы. Констебль Форрест подумал, глядя на них: «Может, именно это и есть вид того горя, которое надо искать?» Он знал, сколько им лет, так как проверял для инспектора детали их биографий: семнадцать, шестнадцать и пятнадцать. Леди Розамунд не отводила своего орлиного взора от детей. Наверное, они ощутили веяние холодной зимы.

Старшая из девушек, очевидно та, что недавно стала герцогиней Трент, была необыкновенно красива. Она не могла сдержать эмоций и была само воплощение горя. Констебль заметил, что старый герцог смотрел на нее с некоторым смущением, а мать сохраняла суровость взгляда, ведь аристократам не положено рыдать на публике. Средняя дочь, видимо, тоже плакала — ее глаза были опухшими, но она стояла, пытаясь казаться спокойной. Их брат, игравший в шахматы, выглядел странной фигурой в этой тройке: он не отрывал взгляда от ковра, у него немного дергалась голова, и он потянул шею, как будто его внезапно охватила боль. Констебль с сомнением посмотрел на него. Молодые люди вызывали у него жалость, что было вполне объяснимо в данной ситуации. Мальчик был в горе, — он тер висок; констебль Форрест бросил взгляд на его мать, но если она и заметила состояние сына, то не подала вида.

Вопросы, которые задал членам семьи инспектор, были ясными и короткими. Он получил исчерпывающие ответы: согласно воссозданной картине, лорд Эллис поужинал в кругу семьи около шести и ушел. Больше они его не видели. Когда они получили новости о случившемся, все находились в доме на площади Гросвенор, кроме леди Манон, которую прямо из бального зала вызвал слуга.

— Вы с супругом немедленно явились сюда, леди Манон?

В прекрасных глазах застыли слезы.

— Мой муж не приехал со мной. Я прибыла одна.

Слезы хлынули по щекам, сестра зажала ее руку в своей, словно желая, чтобы Манон остановилась.

Доброе сердце констебля Форреста обливалось кровью. «Неужели так принято у аристократов? Заставить ее явиться одной?»

— Леди Розамунд, — сказал инспектор, — возможно, вам известно, куда отправился ваш муж после ужина?

Делая над собой невероятное усилие, чтобы быть вежливой, леди Розамунд резко произнесла:

— Я не слежу за своим мужем.

— Вы оказали бы нам неоценимую помощь в скорейшем расследовании причин трагедии, если бы сообщили о планах своего мужа.

Только после этих слов леди Розамунд удосужилась впервые за весь вечер взглянуть на инспектора Риверса. Он представлял новый департамент полиции, однако искусство детективных расследований не было чем-то абсолютно новаторским. Инспектор вдруг заметил в ее взгляде неприкрытую ненависть. Не выдержав исходившего от нее холодного презрения, несмотря на свой многолетний опыт, он отвел глаза. «Это не горе, это яд», — подумал он. В комнате была бы мертвая тишина, если бы не треск огня в камине да тяжелое дыхание старого герцога. Прошла минута. Большего он не добьется.

— Прошу прощения, за то что тревожу вас в столь трудный для семьи час, — сказал инспектор Риверс. — Я понимаю, насколько тяжела боль утраты. Однако вы должны понимать, как важно для всех нас узнать, при каких обстоятельствах был убит лорд Эллис. Я займу ваше внимание еще на одну минуту.

Все находились в сборе, и он мог продемонстрировать им одну вещь. Инспектор развернул пакет, и по комнате прокатился возглас удивления. Он принес кинжал — это было самое красивое оружие, которое ему когда-либо приходилось держать в руках. Лезвие сделано из серебра, вещь исключительно тонкой работы. Рукоятка кинжала поражала богатством отделки: она была усыпана рубинами и бриллиантами, блеск которых освещал тусклую зашторенную гостиную. «Это не простое оружие и не какой-нибудь садовый инвентарь, использованный как орудие убийства», — подумал констебль Форрест, изумленно глядя на сверкающий кинжал в руках инспектора Риверса.

— Где вы его достали? — подал голос герцог.

— Вы узнаете его, ваша светлость?

— Я не узнаю его, но очевидно, что эта вещь представляет собой большую художественную ценность. Только посмотрите! Да это же настоящее произведение искусства. Как такое сокровище могло оказаться у вас?

Герцогу непременно хотелось потрогать кинжал: он хорошо рассмотрел рубины, но был прикован к дивану, иначе бы тут же встал и схватил кинжал без всяких церемоний.

— Как такое сокровище оказалось у вас в руках? — повторил он снова, не скрывая, насколько расстроен происходящим.

— Это оружие убийства, ваша светлость.

— Это просто невозможно!

— Кинжал был обнаружен в зарослях на площади, неподалеку от тела. На нем оставались следы крови вашего сына.