Александра Девиль - Корсары Таврики

Еще никогда в жизни Аврелия так не жалела, что не умеет плавать. Она с завистью посмотрела вслед удаляющейся Раи­се, голова которой мелькала между волнами, и вдруг, в порыве отчаяния, решила, что лучше оказаться на морском дне, чем в рабстве.

— Прости, Кириена! — крикнула она подруге, которую крепко удерживал за руку генуэзец, и, перекрестившись, на­клонилась к борту лодки.

— Куда?! — крикнул Гварко, схватив ее за плечо своими цепкими пальцами. — Эй, Угуччоне, ты же сказал, что эта дев­ка не умеет плавать!

— Не умеет, но, видно, решила утопиться, — пробурчал его сообщник и, бросив руль, кинулся к Гварко, помогая удержи­вать пленниц. — Черт бы побрал этих набожных красоток! Предпочитают стать кормом для рыб, чем нежиться в роскош­ном гареме.

— Угуччоне? Тебя зовут Угуччоне, а не Бальдасаре? — Ав­релия с ненавистью посмотрела на своего бывшего поклонни­ка. — Недаром мои родители и я с самого начала почувствова­ли твою фальшь. Бедная, глупая Раиса, только она могла тебе поверить!

— Но и вы с Кириеной сегодня мне поверили, когда сели в лодку, — ухмыльнулся Угуччоне, заламывая девушке руки.

— Будь проклята та минута, когда мы вам поверили! — вос­кликнула Кириена, тщетно пытаясь вывернуться из медвежьих объятий Гварко.

Одновременно с ней и Аврелия предприняла попытку осво­бодиться, изо всей силы ударив Угуччоне каблуком по ступне, а зубами вцепившись ему в руку. Генуэзец взвыл от боли и с яростью дернул девушку за волосы, а потом резким толч­ком повалил ее на дно лодки.

— Придется связать этих фурий, чтоб не брыкались, — ска­зал он злобно. — Давай веревку, Гварко!

Кириена, осознав, что выхода нет, стала просить похитите­лей повернуть лодку обратно, обещала, что родители ее и Ав­релии заплатят за дочерей хороший выкуп.

— Поздно! — Угуччоне захохотал каким-то демоническим смехом. — Коршун уже увидел свою добычу и ни за что ее не выпустит! Да и не хочу я иметь дело с вашими родителями, слишком это рискованно! Куда надежней вас продать!

Пока генуэзцы связывали девушек, лодка, потеряв управле­ние, кренилась то в одну, то в другую сторону. Аврелия мыс­ленно просила Бога, чтобы злосчастное суденышко перевер­нулось и помогло ей утонуть. Рядом она услышала тихий голос Кириены, которая просила о том же:

— Господи, сделай так, чтоб эту лодку поглотила пучина!

Чувствуя свою невольную вину перед подругой, Аврелия об­ратилась к ней:

— Прости меня, Кириена, что я подбила тебя на эту прогул­ку! Ты пыталась меня предостеречь, напоминала о матушки­ном запрете, а я...

— Не только твоя вина, я тоже оказалась глупой, — отклик­нулась Кириена. — Давай молить Бога, чтоб он дал нам свободу или забрал на небеса!

— Тщетные мольбы! — засмеялся Угуччоне, услышав разго­вор девушек. — Лодку не поглотит пучина, и скоро вы будете на корабле. А уж корабль тем более не перевернется и доставит вас, как лакомство, к столу восточных владык.

Через минуту Аврелия уже лежала, связанная, на дне лодки и с ужасом наблюдала, как на фоне синего неба все крупнее, все ближе становятся, нависая, паруса турецкого корабля, ко­торые напоминали ей сейчас серые крылья коршуна, приле­тевшего за своей добычей, или грозную тучу, готовую обру­шиться на несчастных пленниц стрелами молний.

Главная мысль девушки сейчас была о близких: о том, ка­ким безысходным отчаянием закончится для матери светлый праздничный день и каким горьким будет возвращение отца и брата в Кафу.

Вера не знала, как отнестись к известию о том, что Баязид побежден Тимуром и осада Константинополя сня­та. С одной стороны, это радовало ее как христианку и давало ей надежду на скорое венчание с Родриго, но с дру­гой... исчезновение внешнего препятствия только сильнее обнажило истину, которую девушка всеми силами старалась не замечать: Родриго сам не хочет связывать себя с нею неразрыв­ными узами. Но что тому причиной? Любовное охлаждение? Или он с самого начала не считал Веру достойной называться сеньорой Алонсо де Кампореаль?

И, когда Родриго в очередной раз стал откладывать поездку в Константинополь, Вера прямо его спросила:

— Значит, я гожусь тебе только в любовницы, а не в жены? Почему же ты не сказал мне это два года назад, когда мы толь­ко сближались?

По красивому, породистому лицу Родриго скользнула тень, и он с усилием ответил:

— Видит Бог, когда я это говорил, то говорил искренне. Просто с тех пор корсарская жизнь нас так закрутила, что мне трудно представить себя степенным и оседлым семьянином.

— Вот как? Не значит ли это, что ты отказываешься от дан­ного мне слова?

— Нет... разумеется, нет, — ответил он после паузы. — Я уже готовлю «Альбу» к плаванию в Константинополь. Мы отплы­ваем... через три дня.

— Через три дня? Это точно?

— Слово дворянина!

Вера положила руки ему на плечи, и Родриго привлек ее к себе, погладил по растрепавшимся волосам, поцеловал в ви­сок. «Все-таки я добилась своего!» — подумала она, чувствуя, как сердце сильнее застучало в ожидании давно желанной по­беды. Да, именно ее победой станет тот день, когда гордый идальго даст ей клятву любви и верности перед алтарем.

А сейчас они стояли на берегу моря, у маленькой бухты, над которой расположился дом-усадьба, названный Кастель Се­рено, и девушка верила, что все теперь навсегда, и Тихая Кре­пость в Таврике, как и роскошное жилище в Константинопо­ле, будет их с Родриго семейным гнездом.

«Как жаль, что уехал Карло! — внезапно подумала она. — Уехал и не дождался этого часа, не узнал, что мы с Родриго, несмотря на все препятствия, все-таки обвенчаемся! Ну, ни­чего, я передам ему на Родос письмо. Пусть мой друг пораду­ется за меня!»

Вера хорошо помнила тот день, когда Карло объявил, что едет на Родос в числе других паломников, чтобы вступить в ор­ден. Это было почти год назад, и попрощался он с Верой здесь, возле бухты, в которую вошел корабль Стефана, следовавший в Монкастро. Лишь только Вера услышала, что Карло отправ­ляется в Монкастро, а оттуда — на Родос, как сразу же спро­сила:

— И Ринальдо едет вместе с тобой?

— Нет. Пока нет. — Карло посмотрел на девушку внима­тельным, словно изучающим, взглядом. — Возможно, он уедет туда после того, как выдаст тебя замуж за Родриго. Но я не дождусь вашего венчания.

Вере послышался в словах Карло какой-то скрытый намек, и она с легкой досадой ответила:

— Ты же знаешь, что пока существует препятствие для на­шего венчания.

— Надеюсь, что когда-нибудь оно исчезнет. — Карло по­молчал. — Вероника, сейчас я еду в Монкастро, где ты не бы­ла с тех самых пор, как сошлась с Родриго.

— Да, так уж получилось, что зимой мы жили в Константи­нополе, а в остальное время — здесь, в Таврике.