Александра Девиль - Корсары Таврики

— Здоровья вам, тетушка Марина! С праздником вас пресветлым! Сегодня в порт прибыл корабль под названием «Аль­ба». Радость вам от него будет большая!

— О какой радости ты говоришь? — настороженно взгляну­ла на нее Марина.

— Идите домой, там все и узнаете!

— Что, что тебе известно?.. Мне кто-то передал письмо? Го­вори ясней!

Она хотела схватить Раису за руку, но та ловко увернулась и со словами: «Дома все узнаете!» скрылась в уличной толпе.

Марина, волнуясь, заспешила к своему дому и, войдя во двор, едва не обомлела от счастливого потрясения: прямо пе­ред ней стояла Аврелия — живая, здоровая, улыбающаяся.

После объятий, поцелуев и слез радости Марина наконец обратила внимание, что дочь находится во дворе не одна: чуть поодаль за ее спиной стояли двое высоких статных мужчин, один постарше, другой помоложе, и красивая темноволосая девушка лет двадцати — двадцати двух, лицо которой показа­лось Марине смутно знакомым. Аврелия повернулась к своим спутникам, представила их матери:

— Эти люди спасли нас от разбойников-работорговцев с ко­рабля Коршуна. Но Кириена была ранена, и мы с ней какое-то время находились в Монкастро, где нас приютил в своем доме синьор Ринальдо Сантони. — Аврелия указала на мужчи­ну постарше. — Он по моей просьбе сразу же послал в Кафу весточку с попутным кораблем, но, как нам стало известно, корабль купца Никтиона потерпел крушение...

Марина кинулась горячо благодарить спасителей дочери, обратив внимание, что все трое чем-то смущены.

— Мама, я еще многое тебе должна рассказать об этих лю­дях! — волнуясь, объявила Аврелия и, видя, что мать напряг­лась и насторожилась, решила не начинать с самого ошеломительного для нее известия: — Мессер Ринальдо Сантони принадлежит к генуэзско-флорентийским нобилям, а дон Ро­дриго Алонсо де Кампореаль — из знатного арагонского рода. А еще они отважные капитаны, владельцы боевых галер, и оба пользуются покровительством ордена иоаннитов. И еще... Ро­дриго Алонсо — мой жених.

— Да, сеньора, я люблю вашу дочь и имею честь просить ее руки, — с поклоном объявил Родриго.

— Господи, как неожиданно... — растерялась Марина. — Даже не знаю, что вам сказать...

— Мама, ты всегда говорила, что не будешь неволить меня в выборе супруга. Так вот, этот выбор я сделала сама и от него не отступлюсь! — Аврелия упрямо тряхнула головой и стала рядом с испанцем, коснувшись его плеча.

— Боже мой, дочка, какая ты стала взрослая и решитель­ная! — всплеснула руками Марина. — Я ведь совсем не против твоего выбора, но давай дождемся возвращения отца. Они с Ро­маном будут не меньше моего потрясены такими новостями...

— Но это не самое большое для вас потрясение... — Авре­лия собралась с духом и выпалила: — Посмотри внимательно на эту девушку с такими же глазами, как у тебя, и с таким же медальоном, как у меня и Романа.

Она слегка подтолкнула вперед сестру, которая, вытащив свой медальон из-под платья, пристально и тревожно смотре­ла на Марину.

Через несколько секунд разглядывания, изумления, узнава­ния Марина наконец пришла в себя, осознав, что не спит и не грезит, и кинулась к обретенной дочери:

— Примавера, девочка моя!.. Я молилась столько лет об этом чуде!.. Богородица мне помогла!.. И медальон пригодился!.. Недаром Донато верил в силу древнего золота!.. Ты мне снилась сегодня и была совсем как наяву!.. Маленькая моя, какая же ты стала большая и красивая!..

Восклицания Марины, со стороны казавшиеся бессвязны­ми, для Примаверы были исполнены особого смысла и ожив­ляли в ее памяти звуки родного материнского голоса, касание ласковых рук, из которых маленькая девочка когда-то была грубо вырвана на долгие годы.

— Мама... — с усилием произнесла она слово, столь непри­вычное для Грозовой Тучи, но сейчас возвращавшее ее край­нему детству, к чистым истокам, пробившимся сквозь пепел некогда прерванной памяти.

Наконец, уверовав до конца в чудо возвращения дочери, Марина опомнилась и заметила, что вокруг приезжих собра­лись любопытные слуги во главе с Агафьей, радостно причи­тавшей на весь двор.

Тогда Марина, распорядившись, чтобы слуги занялись де­лом, а именно приготовили праздничный обед и наилучшим образом убрали гостевые комнаты, обняла своих дочерей и обратилась к их спутникам:

— Прошу в наш дом, синьоры, мы отпразднуем сегодня огромную радость семьи Латино! Отныне наш дом будет и ва­шим домом, где вы всегда найдете дружбу и помощь.

— Погоди, мама, — вдруг остановила ее Примавера. — Пре­жде чем мы войдем в дом, я хочу тебе объявить, что Ринальдо Сантони — тот человек, который когда-то вызволил меня из рук Нероне Одерико. Много лет Ринальдо был для меня дру­гом, братом, покровителем, почти отцом... а недавно стал мо­им венчанным мужем.

— Так ты замужем, дитя мое? — переспросила Марина и тут же обратилась к Ринальдо: — Я счастлива иметь такого зятя, как вы, синьор. Но почему так получилось, что за столько лет вы не могли найти родителей Примаверы?

— Ринальдо не знал, кто мои родители, — ответила за мужа Примавера. — А я от потрясений потеряла память и не могла ему ничего объяснить. Лишь совсем недавно, после встречи с Аврелией, я узнала, кто я такая, и стала многое вспоминать.

— А как же ты жила все эти годы, доченька? Где, в каком окружении?

— Я была пираткой Грозовой Тучей, мама, — вздохнула Примавера. — Но теперь с этим покончено.

— Вероника Грозовая Туча?.. — вскрикнула Марина. — Не может быть!..

Она внимательно оглядела девушку с головы до ног и не на­шла в ней ничего, что бы соответствовало как описанию Гро­зовой Тучи, которое разносили кафинские сплетники, так и представлению самой Марины о подобных особах. Прима­вера была одета в элегантное платье красного шелка, ее пыш­ные темные волосы кокетливо выбивались из-под кружевной повязки, в выражении лица, как и во всем облике, сквозила яркая женственность.

— Не могу поверить... — снова повторила Марина.

— Вы представляли Грозовую Тучу совсем другой, не так ли, синьора? — слегка улыбнулся Ринальдо. — Злые языки обри­совали ее кровожадной ведьмой, убийцей со свирепым лицом и змеями вместо волос. Но знайте, что Вера использовала ору­жие или для защиты, или против турецких пиратов, которые везли в неволю пленных христиан. Да, она жила среди корса­ров, носила мужскую одежду. Но теперь у нее будет совсем дру­гая судьба — женская.

— Да... глядя на вас, Ринальдо, и на нее, я верю в эту судь­бу, — тихо промолвила Марина. — Но как много я еще долж­на узнать про свое дитя!.. Пойдемте в дом, там и переговорим.

В доме все уселись вокруг большого стола, и начались раз­говоры наперебой, иногда бессвязные, иногда с женскими сле­зами, но чаще — с радостными улыбками и удивленными восклицаниями.