Барбара Картленд - Любовь священна

Затем сестра Бернадетта проводила Селину в келью, меньше которой трудно было себе представить. Стены здесь были белоснежными, а вся обстановка состояла из узкой кровати, покрытой одеялом, подушки, стула, на который можно повесить одежду, и маленького коврика на полированном полу. Единственным украшением было большое распятие, висевшее над кроватью.

— Если вы еще что-нибудь захотите, — сказала сестра Бернадетта, — вам надо только найти меня. У меня ночное дежурство, поэтому вы не должны думать, что чем-то затрудняете меня.

— Здесь всегда кто-нибудь дежурит ночью? — поинтересовалась Селина.

Сестра Бернадетта кивнула головой:

— Иногда за нами приходят, чтобы позвать к больному; наш священник хочет, чтобы мы приходили к умирающим. Иногда приходится принимать путников, попавших в ситуацию, подобную вашей, или просто уставших после долгой дороги.

— Как хорошо, что вы помогаете людям.

— Мы здесь именно для этого, — произнесла сестра Бернадетта своим мягким голосом. — Помогать людям, как Бог помогает нам.

Оставшись одна в келье, Селина сняла платье и легла в постель. Матрац был очень жестким, и, кроме того, если бы она сняла нижнюю одежду, она бы, несомненно, замерзла.

Но девушку согревала горячая искра счастья, — ведь сегодня ее поцеловал герцог. Закрыв глаза, в темноте, она заново переживала его объятие и прикосновение его губ.

Она не представляла себе, что поцелуи бывают такими.

Когда он прикоснулся к ней, ей показалось, что все ее существо наполняется жизнью. Ощущение это было настолько божественным, что казалось, будто она сама стала неотъемлемой частью всего того прекрасного, что создано Богом.

Это любовь, сказала себе девушка. Теперь ей стало совершенно ясно, что она любит герцога с того самого мгновения, как увидела его, но не сразу осознала это, так как не знала, что такое любовь. Она знала, что, как только она взглянула в его лицо, когда стояла почти обнаженной в этом ужасном доме в Алжире, ей сразу стало ясно, что ему можно довериться.

Сначала она думала, что попросила герцога о помощи только потому, что он англичанин. Теперь Селина понимала, что уже тогда они были соединены тем вечным и древним чувством, которое независимо от их воли притягивало их друг к другу. И тогда, когда он вошел в спальню, девушка сразу же поняла, что он спасет ее.

Он был ей послан Богом на ее молитвы.

Ей до сих пор становилось страшно при мысли о том, что бы произошло, если бы он не пришел и она была бы брошена на милость арабских шейхов.

Теперь она была под надежной защитой, и, когда герцог поцеловал ее в часовне, девушке стало ясно, что он послан ей свыше.

«Как я. глупа, что сразу не догадалась, что люблю его», — мелькнуло в голове у Селины, когда она вспомнила тот счастливый день, проведенный с ним среди островов.

Такого восторга, как тогда, она еще никогда не испытывала, — ведь она была с мужчиной, который говорил с нею как с равной, как с разумным человеком, как когда-то говорил с нею отец. Она была с мужчиной, который внимательно ее слушал, и такой мудрости и понимания, каким обладал он, она доселе не встречала ни у кого.

А может быть, и нет ничего удивительного в том, что она не распознала любовь, хотя вся и была пронизана ею.

Ведь герцог был так значителен и так разительно отличался от мужчин, которых Селина когда-либо знала, что она испытывала перед ним благоговейный страх. И лишь потом, пробудившись от кошмарного сна, Селина поняла, что должна принадлежать ему и никогда с ним не расставаться.

С этой минуты она с ужасом думала о том, что когда-нибудь он отправит ее в Англию. Это не была боязнь остаться одной, ей было страшно — теперь она это сознавала — расстаться с ним и, может быть, больше никогда не увидеть.

«Я люблю его! Я люблю его! — повторяла она. — Я все в нем люблю».

Ей нравилось не только то, что герцог красив и силен и что свою одежду он носит с непередаваемой элегантностью, трудно предполагаемой в человеке, в котором все дышит мужественностью. Селину привлекли в нем прежде всего его способность понять другого и чуткость, которое она так ценила в отце. Он был частью той музыки жизни, которой она всегда была наполнена.

Наслаждаясь красотой пейзажей, цветов, любуясь картинами, девушка часто ловила себя на мысли о том, что не в состоянии выразить это словами, но она чувствовала, что душа ее поет, так как непередаваемое словами она переводила в музыку.

И она была уверена, что если бы рассказала обо всем герцогу, он бы разделил ее чувства, как разделял красоту пейзажа, открывавшегося из окон виллы, прелесть солнечного света, играющего на море, очарование желтых, белых и пурпурных цветов, растущих среди мягкой зеленой травы на необитаемом острове.

«Я люблю его», — шептала Селина в темноте.

Ее охватывала дрожь при одной мысли о том, что завтра они признаются в этом друг другу. Ей хотелось всю ночь напролет думать о герцоге, но она очень устала. Не то чтобы день был очень долгим, просто сегодня девушке пришлось испытать слишком много переживаний: удовольствие от преподнесенных ей герцогом нарядов, тревогу, с которой она подъезжала к вилле, и наконец ужас, который вызвало в ней нападение бандитов. Настоящей мукой для девушки было осознание своей беспомощности, когда она наблюдала поединок герцога с наглым, самодовольным бандитом, пожелавшим овладеть ею.

Она чувствовала, что ком застрял у нее в горле, дышать было трудно. Опять из-за нее герцог бросил вызов похотливому человеку, насмехающемуся и глумящемуся над ними, и это ранило ее в самое сердце.

Но герцог был так уверен в себе, что заставлял восхищаться собой. Так было и во время поединка: еще до победы над своим противником, она заметила невольное восхищение на лицах бандитов, наблюдавших за поединком.

Равносильно самой страшной пытке было для нее видеть, как кровь течет из руки герцога после первого удара его противника. Девушка не могла без содрогания представить себе, как в его тело вонзается беспощадный острый нож.

Она произносила самые безумные, бессвязные и непоследовательные молитвы, почти бессловесно прося Бога спасти герцога, не сознавая еще, что любит его.

И только когда его губы коснулись ее, она поняла, что принадлежит ему полностью и безраздельно.

«Я люблю тебя», — шептала она, засыпая.

Когда Селина проснулась утром, эти слова еще не сошли с ее губ. Ее разбудил звон монастырского колокола.

Сначала она подумала, что пора вставать, но потом решила остаться в постели, так как этот колокол созывал монахинь на утреннюю молитву, а она только помешает им.

Девушка снова заснула, и лишь через два часа проснулась и увидела монахиню, робко входящую в келью.