Барбара Картленд - Триумф любви

— Что же мне делать?! — воскликнула она.

Граф Винчингем повернулся к ней.

— Можете отправляться к дьяволу, — безжалостно произнес он. — Может быть, там вы найдете других дураков, готовых оплачивать ваши счета.

Исполненный чувства собственного достоинства, граф вышел из комнаты, прошел через залу и, дождавшись, когда слуга откроет ему дверь, вышел на улицу, где его ждала карета.

Он откинулся на мягкую спинку сиденья.

— Куда ехать, милорд?

Граф, похоже, не услышал вопроса лакея. Его брови были сурово сдвинуты, а губы напряженно сжаты.

— Куда ехать, милорд? — немного раздраженно повторил лакей.

— Домой! — резко приказал граф.

Лакей проворно вскочил на козлы.

— Домой, — прошептал он кучеру. — Хозяин сегодня не в духе.

Экипаж тронулся. Кучер повернулся и подмигнул лакею:

— Держу пари, он скоро ее бросит. Она слишком дорого ему обходится.

— Он может себе это позволить, — быстро ответил тот.

В карете лорду Винчингему становилось все хуже и хуже. Он приложил ладонь ко лбу, потом закрыл глаза. Прошлой ночью он так много выпил, так много съел и так много всего пережил, что, добравшись наконец до постели, до самого утра не мог заснуть. А утром, настолько рано, насколько позволяли приличия, вызвал карету и поехал к своей любовнице.

Единственная причина, по которой он отправился именно к ней, решив поделиться своим горем, заключалась в том, что ему просто больше не к кому было обратиться. Хотя на самом деле в глубине души, прикрываясь маской циника, граф наивно надеялся, что за ее страстными и пылкими речами скрывается настоящее чувство.

Но его ожидало разочарование. Не успел он начать рассказ о том, сколько денег оставил за игровым столом прошлой ночью, как Клео де Кастиль, по какой-то нелепой случайности получившая при крещении имя Мейзи Смит, протянула ему пачку счетов, которые предстояло оплатить. Граф ни за что бы не отказал ей, не будь он точно уверен, что оплачивал те же самые счета двумя неделями ранее или по крайней мере дал Клео денег на оплату.

Так неразделенный призыв к пониманию и сочувствию закончился жуткой ссорой, угрозами со стороны Клео де Кастиль и решением лорда Винчингема незамедлительно с ней расстаться.

Теперь, сидя в карете, Винчингем пытался понять, как он мог быть настолько слепым, чтобы потратить столько денег на эту вульгарную, неблагодарную шлюшку. Но Клео была для графа воплощением престижа. И то, что он обскакал двух своих лучших друзей, чтобы завоевать эту женщину, а потом увел ее из-под носа одного из самых богатых и влиятельных людей при королевском дворе, добавляло их любовному роману особую пикантность.

Теперь он видел ее насквозь — крикливая, бесчувственная натура, которую в мужчинах интересовало лишь одно — деньги. Подсчитывая, сколько он потратил на нее за последние полгода, граф в отчаянии стиснул зубы.

— Боже мой! Чего бы я только ни сделал с этими деньгами сейчас!

Сквозь пульсирующую боль в висках и неудержимый приступ гнева перед глазами графа во всех подробностях всплыла картина предыдущей ночи.

Он был не настолько пьян, чтобы не осознавать, что он делает. Ему было ясно, что удача от него отвернулась, но, как и любой игрок, он надеялся, что она вернется. Со следующей картой ему обязательно повезет. Или через одну…

Но в этот вечер везло только Лэмптону. Они были как враги, встретившиеся за игровым столом, и поэтому Лэмптон безостановочно поддразнивал лорда Винчингема, заставляя делать все более безрассудные ставки, пока наконец на кону не оказалось сто тысяч фунтов.

Лорду Винчингему до сих пор виделось, как он положил на стол бубновую шестерку. Теперь ему казалось, что еще до того, как тонкие пальцы Лэмптона перевернули последнюю карту, он знал, что проиграет. За долю секунды до того, как он ее увидел, ему стало ясно, что все кончено. И насколько бы он ни был пьян, он осознавал, что это для него значило.

Лорд Винчингем уже ясно видел, как все, чем он владел, переходит в руки Лэмптона. Дом, поместье, картины, которыми так дорожил отец, лошади и, наконец, самое важное, Клео де Кастиль.

С зеленого сукна карточного стола на него смотрела десятка пик, черная, как его удача, как внезапный приступ отчаяния, сжавший его сердце, так что ему стало трудно дышать.

Но он все же нашел в себе силы пошутить.

— Теперь, Лэмптон, мне придется закладывать свои пустые карманы, — как будто это не имело для него никакого значения, произнес граф. — Я выпью за вашу удачу. Дальше играть уже бессмысленно.

На лицах тех, кто наблюдал за игрой, граф прочитал уважение за то мужество, с которым он воспринял неудачу. Залпом выпив принесенный лакеем бокал бренди, он направился к выходу.

У двери его остановил Лэмптон. Ожидание очередных издевательств со стороны врага взбесило графа, но в тихом голосе Лэмптона звучало искреннее сочувствие:

— Я знаю, вам нелегко будет расплатиться, Винчингем. Перенесем возврат долга, скажем, на месяц.

Такое проявление участия еще больше вывело графа из себя. Больше всего ему хотелось ответить, что деньги будут у Лэмптона завтра рано утром, но он знал, что это невозможно. Досада, ярость и злоба вылились в невнятное, бормотание:

— Я выплачу вам все до последнего пенса.

Лорд Винчингем вышел на улицу, где его ждала карета с почти уже заснувшим кучером.

Его дом на Беркли-сквер был неподалеку, но ему казалось, что он ехал целую вечность. Перед глазами графа пронеслась вся его жизнь.

«Боже мой! Каким же я был дураком!» — проклинал себя лорд Винчингем, выходя из кареты и бросая беглый взгляд на фасад своего дома.

Он проклинал себя снова и снова, когда проходил через залу, уставленную бюстами своих предков, и поднимаясь по устланной коврами лестнице, где со стен обвиняющим взглядом смотрели на него предыдущие поколения графов Винчингемов.

Еще никогда в жизни он так не ценил роскошь своей спальни, слугу, который ждал его, чтобы помочь раздеться, яркое пламя огня в камине и роскошные шелковые занавеси.

Дождавшись, пока уйдет слуга, лорд Винчингем встал и начал ходить по комнате, вспоминая — увы, слишком поздно! — разговор со своим поверенным три дня назад.

— Вы слишком много тратите, милорд, — как будто сейчас слышались ему слова.

— Боже милостивый! — воскликнул он тогда. — Для чего же нужны деньги, если их не тратить, и к чему эта внезапная бережливость? Их всегда было много и для трат, и для сбережений.

— Речь идет не о сбережениях, милорд, — поправил графа поверенный. — До последнего времени нам удавалось, осмелюсь утверждать, с похвальной аккуратностью соблюдать строгий баланс между доходами от вашего поместья и затратами вашей светлости. Но сейчас дела обстоят иначе.