Валери Кинг - Неуловимая невеста

– Что случилось? – резко спросил мистер Фитцпейн, вторгаясь в ее тревожные мысли. – Я вижу по выражению вашего лица, что вы напуганы. Скажите немедленно! Что с вами?

– Ваши глаза, сэр, – ответила она тихим, голосом. Он слегка улыбнулся.

– Они вам не нравятся? А мне не раз говорили, что они очень красивы.

– Ваши глаза должны быть голубыми, сэр, а не серыми! – проговорила она.

– Голубыми? – переспросил он, явно изумленный. – Не могу представить, чтобы кто-то считал мои глаза голубыми, – продолжал он, – или даже серо-голубыми. Если только, конечно, он не разглядывал их при очень ярком солнечном свете, поскольку, я думаю, лишь в этом случае в них можно увидеть оттенок голубого, и то не очень явный. Кто сказал вам об этом?

– Леди Кэттерик. « Мягкие голубые глаза ». Это ее слова. Я не могла ошибиться.

– А, ну тогда это все объясняет. Вы когда-нибудь видели очки леди Кэттерик? В них же каждая линза, как телескоп.

У Джулиан вырвался глубокий вздох облегчения.

– Да, это верно, – ответила она, вспоминая, как однажды была напугана, увидав очки славной леди. Овладевший было ею страх быстро исчез после вполне убедительного объяснения мистера Фитцпейна. Она рассмеялась над своей несообразительностью и продолжала: – Знаете, я чувствую себя так глупо, потому что, пока я на вас смотрела и пыталась вспомнить все, что я о вас слышала, мне вдруг пришло в голову, что вы ведь даже мне не представились. Вы могли оказаться кем угодно, и я бы об этом не догадалась.

– Я не подумал об этом, – ответил он, тоже смеясь. – Имея в виду, как много вы обо мне знаете, не исключено, что я мог бы оказаться и самим Карлтоном.

– Это невозможно! – воскликнула она, протестующе вскидывая руку. – Вы никак не подходите к тому портрету его светлости, который описывают люди из общества. Вы просто не можете быть Карлтоном! – Тут она заметила, как заинтересованность и злость зажглись в его серых глазах, и поняла, что задела его.

– Я его друг, Джулиан, и я должен упрекнуть вас за ту поспешность и безоговорочность, с которыми вы принимаете на веру все лживые отзывы о нем. Вы представляете, как обсуждается каждый его шаг? Скажу больше, он и чихнуть не может без того, чтобы это не сочли тенью, брошенной на репутацию той или иной дамы.

Джулиан растерялась, не зная, как ответить мистеру Фитцпейну.

– Ваша преданность другу делает вам честь, мистер Фитцпейн, но, может быть, Карлтону следует больше внимания уделять тому, когда и как он чихает. Вы можете возражать сколько угодно, но даже если бы я и хотела быть лучшего мнения о Карлтоне, мне трудно не верить тем людям, которые передавали столь нелестные отзывы о нем. Леди с безупречной репутацией не клевещут на других, а мамины подруги именно таковы.

– Вы уверены в этом?

– Разумеется, – ответила она, снова поворачиваясь к нему.

Его ноздри раздувались от гнева, но он сдержался. – Вы напрасно так старательно основываете собственные мнения на связях и отношениях.

– Я была слишком бестактна в своих высказываниях, – допустила она. – И я прошу вас простить меня за то, что я ранила вашу чувствительность.

– Мою… Что? – воскликнул он, воззрившись на нее с веселым изумлением.

– Вашу чувствительность, – повторила она, склоняя голову. – Для меня совершенно ясно, что вы высокого мнения о Карлтоне и цените его давнюю дружбу больше всего на свете, а я уязвила вашу благородную чувствительность. Простите меня, мистер Фитцпейн, прошу вас. Было грубой и недопустимой ошибкой говорить так прямолинейно. Но даже не смотря на мою склонность принимать близко к сердцу мнения тех, кем я дорожу, я не стала бы оценивать его светлость так низко, будь он аккуратным в переписке. Видите ли, на все мои письма, что я посылала ему в надежде найти хоть какое-то взаимопонимание со своим будущим мужем, он ответил одним-единственным письмом!

– Одним-единственным? – переспросил мистер Фитцпейн спокойно.

– Одним-единственным, – подтвердила она. – Поэтому у меня как у молодой леди со своей собственной чувствительностью есть причина, как видите, чтобы не представлять себе Карлтона в лучшем свете.

Ее последние слова произвели вдруг успокаивающее действие на мистера Фитцпейна, все признаки его неудовольствия исчезли совершенно.

– Одно письмо, – произнес он снова. – Тогда неудивительно, что вы презираете его.

– О, я не презираю его, прошу вас, не надо думать обо мне так плохо. Как я могла бы презирать человека, совершенно его не зная!

– Что ж, на мой взгляд, Карлтон был непростительно невежлив, обращаясь с вами так равнодушно. Признаю, он ошибся, поступив таким образом, тяжко ошибся. Но тем не менее я не могу по-настоящему сердиться на него, ведь его недостаточное внимание к вам обернулось таким счастьем для меня. Он остался ни с чем в Редмире, в то время как мне выпало счастье наслаждаться путешествием в вашем обществе.

– Тогда не будем ссориться, – сказала она, дотрагиваясь до его руки. – Есть о чем задуматься, должно быть, и я была бы оскорблена, если бы вы стали клеветать на кого-то из моих друзей.

Он посмотрел на ее руку, накрыл своей и мягко вернул пожатие.

Джулиан почувствовала облегчение. Не очень-то любезно она высказывалась, принимая во внимание горячую привязанность мистера Фитцпейна к своему другу – Карлтон, вдруг вспомнив о визитных карточках Эдварда, опустил руку в карман пальто и достал плоскую серебряную коробочку. Щелкнув крышкой, открыл и протянул ей одну из карточек.

– Чтобы у вас вновь не возникло сомнений по поводу моей личности, – сказал он с лукавой улыбкой.

Карточка гласила: « Его честь мистер Эдвард Фитцпейн ».

Он вернул коробочку в карман и снова взял ее руку в свою.

– А теперь признайтесь мне, – сказал он, целуя ее пальцы, глядя на нее тепло и располагающе, – вы на самом деле мисс Редмир?

Она вздохнула, захваченная светом его глаз. Снова ее сердце отвечало ему, его словам, звуку его голоса, его манерам, всему, что завораживало ее, словно бережное скольжение умелых пальцев по струнам арфы. Она слышала эту музыку, когда он прикасался к ней, живую, радостную, готовая петь и танцевать. Ей снова очень захотелось, чтобы он поцеловал ее.

– Вы очень красивы, – прошептал он, его слова были еле слышны сквозь непрестанный рокот колес, неотступно катящих вперед, и топот лошадей, ступающих по снежной корке. – Но действительно ли вы мисс Редмир? Только правду!

Джулиан чувствовала, как сердце ее тянется к сидящему рядом с ней мужчине.

– Пожалуй, настало время сознаться, – ответила она шепотом, принимая его игру. – Вы были правы, спросив меня, кто я, потому что я вовсе не Джулиан Редмир.

– Нет? – спросил он, опять целуя ее пальцы, только на этот раз так медленно, что она почти забыла, что хотела сказать дальше. – Тогда кто же вы? – побуждал он ее к признанию, в то время как его губы нежно скользили по каждому ее пальцу.