Валери Кинг - Неуловимая невеста

– Что-нибудь не так? О, понимаю!

– Вероятно, мне стоит послать за Молли? – как бы извиняясь, спросила она.

Он положил мясо на тарелку, обошел вокруг стола и протянул ей руку. Она поднялась со стула и позволила ему отвести себя к дивану у камина.

Он осторожно высвобождал жемчуг из плена ее волос, а ей хотелось, чтобы еще больше жемчужин попало в этот плен – тогда он подольше был бы около нее.

– У вас самые прекрасные волосы, какие я когда-либо видел, – сказал он тихо. – Почему никто не говорил мне о вашей великолепной короне? Все могло бы быть совсем по-другому…

– Совсем по-другому? – спросила Джулиан. – Каким образом? Я вас не понимаю.

Он замешкался, прервал свое занятие и, наклонившись ближе к ней, прошептал:

– Знай я об этом, я бы сумел внушить Карлтону, что он женится на кельтской воительнице, и тогда, без сомнения, вместо того, чтобы развлекаться всю дорогу от Лондона до Йорка, он вскочил бы в свой экипаж и всю дорогу погонял бы лошадей, желая приблизить миг встречи.

Джулиан ощутила его дыхание на своей щеке совсем близко к шее, отчего восхитительный озноб пробежал по всему телу, наполнив ее таким сильным волнением, что она задохнулась. Она слегка повернулась к нему и увидела, как удивительно четки его красивые черты, подсвеченные огнем камина.

– Вы снова шутите, – смущенно прошептала она в ответ. Его губы почти касались ее щеки, и она чувствовала, что, повернись она еще всего на дюйм – он поцелует ее. Мысль об этом снова заставила ее вздрогнуть.

Поцеловать его снова! Боже правый, она не должна!

Она попробовала отодвинуться от него, опасаясь такого сильного влечения, но он легонько поймал ее двумя пальцами за подбородок и заставил свою пленницу взглянуть на него.

– Вы несказанно хороши. Я знаю, что не должен бы говорить вам этого, Джулиан, но мне очень хочется снова поцеловать вас. – Он медленно обводил кончиком пальца ее губы.

Как странно она себя чувствовала, словно две реки сливались в ее груди: одна – сильное влечение к нему, другая – искренняя надежда, что она все-таки нашла свою любовь. Она не могла дышать, не могла думать. Он поцелует ее?

Где-то в глубине сознания возникло сопротивление – прирожденный здравый смысл, свойственный ее натуре, предупреждал, что она ступает на опасную почву. Но рядом с этими двумя потоками, бурлившими в ее душе, оно совсем затерялось, как слабый человеческий голос рядом с грохочущим водопадом.

Она подняла лицо к нему, словно приглашая. Он был так близко, что она вдыхала его дыхание своими полуоткрытыми губами. Закрыв глаза, она ждала. Пальцы, державшие ее подбородок, сменила теплая ладонь. Джулиан вздохнула и продолжала ждать.

Но поцелуя не последовало.

– Я не могу, – вздохнул Эдвард, его губы, чуть касаясь, легко скользнули по ее губам.

– Нет, можете! – прошептала она. Но неожиданность этих слов, сказанных в ответ сильным чувствам, бушевавшим в ее груди, отрезвила ее. – Я хотела сказать, нет, конечно, не можете. Это было бы просто неприлично.

Ей показалось, что она увидела серые искры, пляшущие в его глазах:

– Я хочу поцеловать вас, Джулиан, но я не могу воспользоваться случайным преимуществом нашего… скажем так… затруднительного положения.

Почему же, – думала она, – ее так тянет сказать Эдварду, что он может воспользоваться всеми преимуществами, если хочет? Но тут здравый смысл начал решительно сопротивляться, и бушевавший в груди поток стал утихать. Сердце замедлило бег, дышать стало легче, а мысли прояснились, хотя он был все так же близко и нежно выбирал жемчуг из ее волос.

– Наш ужин остывает, – сказала Джулиан. – Может быть, нам следует ненадолго отложить это занятие?

– Я не двинусь с места, пока не закончу… Ну, вот и все! Нет, подождите, не вставайте, пожалуйста. – К ее удивлению, он отыскал шпильки в ее некогда элегантной прическе, снял венок из белых искусственных розочек, за ним последовали три узкие белые ленты, перевитые жемчугом. Она не мешала ему, отчасти потому, что устала после тяжелого дня, а отчасти потому, что его желание помочь ей было – она чувствовала это – вполне искренним.

Выбрав все шпильки, он освободил ее локоны, и они мягкой тяжелой волной упали ей на плечи и каскадом хлынули по спине.

– Я так и думал, – сказал он, продолжая разбирать запутавшиеся пряди, пока они наконец не легли мягко по плечам. – Волшебно!

Джулиан давно уже была голодна; и вот теперь она пила лимонад и наслаждалась прекрасным ужином: ароматным жарким, картофелем, горошком, фаршированными куропатками, ломтиками ветчины, желе, сливками и тюрбо в соусе из омара.

Несколько раз она ловила себя на мысли, что разочарована тем, что он не поцеловал ее. Если путь до Лондона займет еще четыре дня… Ее занимал вопрос: решится ли он за это время и поцелует ли ее снова? Сумасшедшая идея вдруг пришла ей в голову. Она поднесла к губам свой бокал и, улыбаясь Эдварду сквозь радужное стекло, решила про себя, что, как только представится случай, она сама поцелует его. Так тому и быть!

На следующее утро лорд Карлтон стоял в пивной «Гончарного Круга», постукивая тростью по шероховатым доскам деревянного пола, и ждал. Он был изрядно раздражен. В восемь утра, когда он совершал свой туалет, ему сообщили, что у его супруги приступ сильной мигрени, и ей необходимо принять дозу настойки опия прежде, чем она сможет продолжать путь.

Но ему никак не верилось, что понадобилось целых четыре часа, чтобы послать за опиумной настойкой в аптеку, а затем дожидаться эффекта его действия.

И это еще не все. Когда стрелки часов уже приближались к полуденной отметке, ему сказали, что Джулиан намного лучше, Молочница Молли упаковала свою потрепанную шляпную картонку, и они обе вскоре спустятся вниз, если он распорядится подавать карету.

Но прошло уже пятнадцать минут после того, как он попросил Биббеля приготовить обе кареты, и раздражение его нарастало. Стук его трости уже отдавался у него в ушах, и он поглядывал то налево на лестницу, то на входную дверь гостиницы, через прямоугольные стекла которой пробивался свет. По правде говоря, он не знал, досадовать на Джулиан или благодарить ее за то, что целое утро он был лишен ее общества. Когда она была рядом, его намерение соблазнить ее как-то странно изменялось. Он уже дважды мог поцеловать ее и не сделал этого. Да, в первый раз служанка испортила подходящий момент, но во второй раз он сам сдержался, когда была такая прекрасная возможность просто чуть сильнее прижаться губами к ее губам.

И она так хотела этого!

Он поступил, как последний болван!

Ничем, никак он не мог объяснить собственное поведение.

Тучи, затягивавшие небо накануне, слегка поредели, вздымающиеся горы облаков относило ветром, и в просветах уже было видно ослепительное голубое небо. Когда выглядывало солнце, снег сверкал между каменными зданиями Йорка как искристые алмазы, вкрапленные в камень. Затем вновь набегали облака и погружали город в сумрак, тоже раздражавший Карлтона, который был не в состоянии понять, что с ним происходит.